Расстрел на площади

Та-та-та-та. И потом еще раз — та-та-та-та-та. Победа заткнула уши, чтобы не слышать этого сухого треска, от которого веяло только что, впервые за все восемнадцать лет увиденной ею смертью. Настоящей смертью — не красивой и благородной, как в кино, а реальной — с всамделишной кровью, страданием и ужасом в уже начинающих затуманиваться глазах…

Она заткнула уши, но это не помогло — автоматные очереди все равно проникали в голову и отдавались в самых дальних уголках мозга.

«Что же это? Что же это такое?» — билось в висках.

То, что творилось вокруг, не поддавалось описанию: огромная толпа людей после первого залпа хлынула прочь, в переулки, где их уже поджидали милицейские автобусы. Тех, кто не удержался на ногах или же был ранен и поэтому упал, скорее всего ждала смерть под ногами обезумевшей толпы. Крики сливались в один кошмарный вой, сквозь который пробивались лишь все те же автоматные очереди…

Люди превратились просто в большое стадо, единственной потребностью которого было спастись, выжить любой Ценой. Лица восставших были исполнены страха — животного, нечеловеческого страха…

Если бы Победа не прижалась к стене, заскочив в небольшую нишу массивного сталинского монолита, стоящего рядом с площадью, неизвестно, удалось бы ей вырваться из этого кошмара. Прямо перед ней, буквально в тридцати сантиметрах от лица, проносилась, сметая все на своем пути, толпа — крупные капли пота на лицах, белые разорванные рубахи, окровавленные руки, испуганные женщины с взлохмаченными волосами…

Люди все бежали и бежали, и у Победы не было никакой возможности выбраться из своего убежища. Кто знает, может быть, это спасло ей жизнь…

Победа посмотрела направо, по направлению движения несущейся толпы. Благодаря тому, что она стояла на небольшом возвышении, ей было видно то, чего люди разглядеть не могли. Солдаты поставили БТРы поперек каждого переулка, так, что свернуть вбок было нельзя. Можно было двигаться только прямо. А через несколько кварталов были различимы автобусы, куда и заталкивали большую часть выбравшихся из-под пуль на площади.

Из огня да в полымя…

Надо было что-то делать. Оставаться здесь было нельзя — вот-вот сюда могли дойти шеренги солдат, оттесняющие людей с площади. Однако бежать вместе со всеми прямо в лапы милиции тоже не сулило ничего хорошего.

Победа чуть выглянула и обнаружила метрах в десяти справа от себя подъезд. Что, если пробраться в дом и попытаться переждать там? Однако делать это нужно было очень осторожно — ведь толпа запросто могла бы увлечь ее за собой.

Вдохнув, как перед входом в реку, она схватилась за руку одного из пробегающих мужчин и оказалась в толпе.

Сразу же ее сдавили со всех сторон разгоряченные, потные тела. Стало трудно дышать… В мгновение ока Победа оказалась у подъезда. Она с силой оттолкнулась от того же человека и, словно пробка из бутылки, вылетела из человеческого потока.

По инерции она сильно ударилась боком о массивную медную ручку, потом — головой о каменный угол. Победа почувствовала, как ее щеку будто обожгло. Но это уже были мелочи. Открыв дверь подъезда, насколько это позволяла бегущая масса, Победа прошмыгнула в образовавшуюся щель.

В подъезде было тихо. Шум, выстрелы и крики остались где-то вдалеке, приглушенные толстыми стенами и массивной дубовой дверью.

Странно, но здесь не было ни души. Видимо, обезумевшие люди настолько слились с несущей их толпой, что полностью потеряли способность самостоятельно соображать и оценивать ситуацию.

Тут только Победа обнаружила на своей щеке кровь. Рана была не опасная — так, царапина. Она достала из кармана платочек и приложила его к ране.

Однако надо было торопиться. Следующим, вошедшим в эту дверь, мог быть и милиционер, и солдат с автоматом…

Победа обошла вокруг лестницы и обнаружила за ней небольшую металлическую дверцу. К счастью, она была заперта только на щеколду. Отодвинув ее и открыв дверь, Победа оказалась во дворе дома.

Здесь тоже вроде было спокойно. Победа по стеночке (чтобы не заметили с крыши) обогнула двор и вышла в маленький переулочек, место слияния которого с главной улицей было перегорожено двумя самосвалами. В их кузовах находились вооруженные солдаты, но все их внимание было обращено в сторону бегущей толпы, и поэтому Победе удалось перейти улицу незамеченной.

Быстро сориентировавшись, она побежала в сторону гостиницы.

Через пять минут изрядно запыхавшаяся Победа уже входила в вестибюль.

Первым делом она кинулась к администраторской стойке, за которой, как всегда, сидела с вязаньем Мария Дмитриевна. Впрочем, на этот раз лицо Марии Дмитриевны жило отдельной, не имеющей отношения к вяло постукивающим спицам жизнью. Женщина с испугом прислушивалась к шуму, доносившемуся из-за окон. Она едва не уронила вязанье, когда увидела перед собой родимое чадо.

— Доченька! — закричала она.

Победа со слезами кинулась ей на шею:

— Мама!

Мария Дмитриевна сразу же заметила царапину на ее щеке:

— Что это?! Ты ранена?

— Да нет. О камень кожу содрала.