— Силы правопорядка полностью контролируют обстановку, — объявил Певцов. — Железнодорожная ветка деблокирована, и поезда без задержек следуют согласно маршруту. Как вы знаете, на улицах города продолжается военное патрулирование. Насколько мне известно, никаких эксцессов и столкновений зачинщиков беспорядков с милицией больше не произошло.
— Этого мало, — сказал Баранов. — Я еще накануне просил подготовить списки бунтовщиков, чтобы при первом же намеке на повторение беспорядков арестовать их и вывезти из города.
— Списки готовы! — отрапортовал Авдюшенко. — Полторы тысячи фамилий. Надеюсь, для начала этого будет достаточно… Как я уже докладывал, из городской тюрьмы переправлена большая часть заключенных уголовников; освобождены места для вновь арестованных. Однако на данный момент массовые аресты не проводятся; ждем дальнейших распоряжений.
— Вот и ждите, — кивнул Анатолий Дмитриевич. — Меня интересует, обнаружены ли организаторы мятежа?
— Так точно! — рявкнул Певцов. — Сотрудники областной организации Комитета госбезопасности представили нам исчерпывающий материал. — Он распахнул кожаную папку, которую все это время бережно прижимал к груди. — На площади во время митинга действовали переодетые в штатское сотрудники КГБ. Они покинули толпу буквально за минуту до начала операции.
Певцов протянул Баранову глянцевый фотографический снимок. На снимке был изображен приседающий в танце дед с медалями через всю грудь в кругу аплодирующих зрителей.
— Вот, к примеру, Удальцов Тимофей Петрович, 1891 года рождения. Участник Великой Отечественной, награжден орденами и медалями…
— Ну и?
— Одним из первых ворвался в здание горкома, выбросил из окна портрет товарища Брежнева, — сообщил Певцов, демонстрируя новое фото.
Фотограф запечатлел момент, когда разгоряченный Тимофей Петрович, по пояс высунувшись из окна, непочтительно размахивал изображением Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
— Арестовать, — распорядился Баранов.
Певцов кивнул и передал фотоснимок топчущимся за его спиной невзрачным инструкторам.
— Абрамова Арина Григорьевна, — представил он женщину, запечатленную на другой фотографии. — Мать-героиня, работница электровозостроительного завода…
— Я ее знаю, — поспешил вставить директор товарищ Петухов. — Она у нас входит в женсовет.
— В женсовет, говорите? — мрачно переспросил Баранов. — Зачинщица и бунтовщица — в женсовет?!
— К-кто бунтовщица? — растерялся Петухов.
— Это ведь она являлась сюда с письмом для Никиты Сергеевича? — спросил Баранов.
Певцов кивнул.
— Арестовать и под суд. К высшей мере наказания.
— Так ведь она… у нее ведь десять ртов детишек! — пробормотал Петухов, но Баранов на сей раз даже не удостоил его взглядом.
— Враги Советского государства, — зычно объявил он, — не могут рассчитывать на снисхождение и всякие там смягчающие обстоятельства. Под суд — чтоб другим неповадно было.
— Этот человек приходил сюда вместе с Абрамовой, — сообщил Певцов, комментируя очередное фото.
— Под суд. К расстрелу.
— А вот этот, тоже, кстати, рабочий электровозостроительного, пытался сагитировать работников газораспределительной станции перекрыть подачу газа на городские предприятия.
На фотографии был изображен Васька Сомов. Он прижимал к груди тело Лиды с безвольно свешивавшимися к земле руками, и лицо его было искажено отчаянием.
— К расстрелу, — кратко распорядился Баранов. — А это что за девица-красавица?
Он взял из рук снимок Даши. Не столько Даша привлекла его внимание. Просто рядом, держа девушку за руку и пытаясь привлечь к себе отчаянным жестом, стоял Игорь Захаренко.
Несколько мгновений Анатолий Дмитриевич мрачно разглядывал изображение своего будущего зятя.
— Просто зевака, — поспешно сообщил первый секретарь обкома партии. Он боялся признаться, что по поводу Даши не успел навести необходимые справки.
— Найти. Отдать под суд.
— Очень хорошо! — закивал Певцов.
— Лет на пятнадцать ее упечь, чтоб неповадно было! — громогласно объявил Баранов. — А то разгуливает, понимаешь, где не надо!
Директор Петухов беззвучно захлопал ртом, но так и не смог выдавить из себя протестующее слово.
— Я еще хотел узнать, что делать с теми, кто застопорил движение железнодорожных составов, — вкрадчиво поинтересовался Певцов, приободренный тем, что начальственный гнев не обрушивается на его голову. В качестве громоотвода в этот момент он готов был подставить для Баранова кого угодно, хоть мать родную. — Вот один из организаторов, тоже — бывший фронтовик.
Подавшись поближе к московскому гостю, Петухов с ужасом разглядел на фотографии своего давнего приятеля, Григория Онисимовича.
— Это заслуженный рабочий, — жалким голосом пробормотал он, — уважаемый человек!
Баранов скользнул по Петухову ледяным взглядом.
— У вас что ни уважаемый человек, то государственный изменник, — процедил он. — Под суд.
Петухов почувствовал, как у него подкашиваются ноги.
В этот момент в глубине здания раздался отчаянный крик Любочки. Все, как по команде, повернули головы.
— Ч-что… что такое? — бледнея, пролепетал Авдюшенко.