Расстрижонка

«Прости ей грехи, господи. Вольные и невольные». И — прослезился.

«Осветление образа» Софьи будет продолжаться ещё пару лет. Потом «светлая память» стабилизируется. А я стану «злобным погубителем» «былого счастия».

Андрей может и не понимать этого. Но его будет раздражать. Мой вид, мои люди, мой город… Само моё существование. Он будет скрывать, давить неприязненное чувство в себе. И находить другие поводы для его обоснования. Первой, инстинктивной реакцией на мои нужды станет — «нет». А уж почему… в каждом конкретном случае — причина найдётся.

«Кто ищет — тот всегда найдёт». Была бы охота искать.

* * *

– Ну так что, племянничек, резать будешь или топить?

Вот же… стервь неуёмная.

Бздынь. От пощёчины по наглой ухмыляющейся роже — рожа перевернулась и воткнулась в песок.

– Когда обращаешься ко мне — не забывай добавлять «господин». Как и положено робе доброй. Ты, Софочка, нынче чага, полонянка негожая, которую я у хозяев твоих, у литваков — в дорогу от скуки позаимствовал. Дырка на ножках. Помни место своё.

Собрал вещички в лодку, костерок залил. Поднял за ошейник свою… спутницу. Завёл в лодку, поставил на колени, головой в нос лодки. Сыпанул под колени по горсти мелкой гальки. Верёвку от ошейника привязал к обоим бортам. Так, чтобы голова была ниже. Задрал её мешковину на голову.

Как же тогда Ноготок объяснял? По стыку ляжек с ягодицами?

Вытянул свеже-срезанным прутом по… натруженному с утра литваками. От всей души. Сперва — вдоль, потом — поперёк. Потом… хватит розгой. Заводиться начинаю несоразмерно. Уже не от прежней ненависти мучаемого узника к мучителю, а от нынешнего ощущения: «попал впросак».

Попробую словами:

– Ты — дрянь. Тварь смердящая. Есть лишь одна причина, почему ты ещё жива. Князь Андрей. Он тебя ненавидит. Он желает тебе смерти. Но… он тебя любит. Стоять! Ты, пока ещё, занимаешь место в его душе. Поэтому я даю тебе надежду. Ма-а-аленькую. Если ты надоешь мне, если станешь обузой, если разозлишь… У тебя как, от розги моей — горит? А можно и калёным железом. И не только там. Как в моих краях тамошние лесные жители — баб своих научают. Могу зубы выбить. Глазки выдавить. Рёбра поломать. Почки отбить. Будешь — живая, но — не такая. Андрей глянет — из сердца выбросит. Сразу. С омерзением. Не зли меня, Софочка.

Русава… Научили. Хоть и не «Святая Русь», а славные мужи племени Яксерго. Но я учусь у всех. Противно. Но смогу повторить. И разнообразить. С учетом креативных подходов 21 века.

Ночь. Луна. Река. Лодка.

«Тихо плещется вода
Голубая лента.
Вспоминайте иногда…».

Вспоминаю. Убиенных мною. Убиенных моих.

– Господин, отпусти меня. Я… я никакого худа тебе не сделаю! Я уйду, исчезну! Никому, ничего, ни слова…

– Исчезнешь? Куда?!

– Мы с братьями… с покойными… сговаривались: если Андрей меня искать в Ростове будет, то идти мне в Кучково. Вроде как родню проведать. А если и сюда явится — идти в Вышгород, в монастырь. Вроде как по обету, к святыням тамошним приложиться. Я там бывала, меня там знают. А ежели и туда людей слать будет — уходить в Святую Землю. В паломничество ко Гробу Господнему.

– Ты не дойдёшь.

– Дойду! Я людей знаю! Человек в Коломне есть — он нам, Кучковичам, должен, он довезёт.

Вот оно что. А я никак не мог понять — как Кучковичи собирались выскочить из-под сыска Боголюбского.

– Сказывали мне люди знающие, Татищев такой — ты его не знаешь, передавал, что Улита Степановна Кучковна — из самых красивых и умных женщин во всей «Святой Руси». Теперь вижу: попусту трепал. Смотрю я на твою белую задницу с синяками, и никакой красы не вижу. А ведь это — у тебя лучшее. Потому как смотреть на твоё лживое, мятое и наглое лицо… Омерзительно. Так бы и выкрошил. Зубки на сторону.

Зацепило. Женщина может сама себя считать дурнушкой. Но подтверждение со стороны — обижает.

– И другой раз он соврал. Ты ещё и дура. Коли братья отправили бы тебя в Вышгород — то была бы смерть твоя. Ни в Суздале, ни в Ростове, ни в Кучково, вообще хоть где, куда Андрей мог бы дотянуться — убивать тебя нельзя. И в Вышгород тебя отпускать нельзя. Верно говоришь — там тебя знают. Это ж ведь ты помогла, надоумила Андрея совершить святотатство — украсть икону и меч из тамошнего монастыря. Вот бы монахини тебя на судилище да на позорище и вытащили. Вот бы ты им про все свои дела непотребные и рассказала. И пошёл бы звон. От которого братьям твои — смерть у Манохи. А то Великий Князь Киевский на тебя лапу наложил бы. Ростик — муж смысленный. Тоже… по-расспрашивал бы. Да и отписал бы Андрею: давай меняться — я тебе жонку непотребную, а ты мне княжество Рязанское. Рязань-то давно уже из-под Суздаля уйти к Киеву рвётся.

* * *

Забавно. Никогда не попадался на глаза анализ событий того, 1155-57 годов, последнего вокняжения Юрия Долгорукого в Киеве, с учётом существования Улиты Степановны.