Что касается мирового протяжения, я не вижу, что при размышлении о нем побуждает отделять частное предопределение от нашей идеи о Боге, ведь конечные могущества совершенно отличны от Бога; они могут быть исчерпаны; а мы имеем основание полагать, видя их способными к значительным результатам, что они, вероятно, распространяются и на незначительное; но чем более значительными считаем мы Божьи дела, тем резче мы отмечаем бесконечность его могущества, и чем больше известна нам эта бесконечность, тем сильнее уверяемся мы, что она распространяется на все самые частные действия человека. И не думаю также, чтобы через это особое божие Провидение, которое Вы называете основой теологии, Вы поняли изменение, происходящее в Его предписаниях в случаях действий, зависящих от нашей свободной воли. Теология не допускает такого изменения, и когда она обязывает нас умолять Бога, то не с тем, чтобы мы Ему указали, в чем мы нуждаемся, и не с тем, чтобы попытались выпросить у Него изменения в порядке, установленном от вечности Провидением: и то и другое должно порицать. Но мы молимся только с той целью, чтобы получить то, чем Он от вечности хочет наделить нас за наши молитвы. Я полагаю, что все теологи согласны в этом, даже арминиане[50], по-видимому приписывающие очень многое свободной воле. Я утверждаю, что трудно в точности измерить, до каких пределов рассудок повелевает нам принимать участие в общественных делах; но это не такая вещь, в которой необходима особенная точность: достаточно удовольствоваться сознанием, и многое можно предоставить здесь наклонности последнего. Ведь Бог так установил порядок вещей и связал людей в столь тесное сообщество, что хотя бы каждый и стоял сам за себя и совершенно не имел милосердия к другим, однако он не преминет выполнить для других все, что в его власти, в силу благоразумия, особенно если он живет в тот век, когда нравы не извращены. Сверх того, раз приносить добро другим выше и славнее, нежели заботиться о самом себе, то души, имеющие к тому наибольшую наклонность, оказываются наиболее великими и удостаиваются благ, которыми владеют. Только слабые и низкие души воздают себе больше, чем должно, и напоминают маленькие бокальчики, для наполнения которых достаточно двух-трех капель. Ваше Высочество не из их числа, и тогда как низких людей нельзя привлечь к труду на других иначе как показав им некоторую выгоду для них самих, в интересах Вашего Высочества нужно указывать, что Вы не окажетесь в состоянии быть продолжительно полезной для дела, которое Вас привлекает, если будете пренебрегать заботой о себе. Это делает меня, Сударыня, Вашего Высочества нижайшим и почтительнейшим слугою,
Декарт
Январь 1646 г.
…Я перехожу к вопросу, который Ваше Высочество предложили относительно свободы воли, причем попытаюсь выяснить зависимость и свободу путем сравнения. Представьте себе короля, который запретил поединки и определенно знает, что два джентльмена его королевства, живущие в разных городах, находятся в ссоре и так возбуждены один против другого, что ничто им не может помешать затеять борьбу, раз они сойдутся; если наш король дает одному из противников поручение явиться в известный день к городу, где находится другой, а этому последнему также поручает идти туда, где находится первый, то король твердо убежден, что эти люди, столкнувшись, не упустят случая сразиться и, стало быть, нарушить его запрет; но король не препятствует этому; его знание и даже его желание поставить данных лиц в такое положение не препятствует тому, чтобы они бились друг с другом столь же охотно и свободно, как если бы то происходило при их встрече, неизвестной для короля, и как если бы они встретились по другому поводу; и эти лица могут быть справедливо наказаны за то, что они воспротивились запрещению короля. Что король может сделать в данном случае относительно некоторых свободных действий своих подданных, то Бог, обладающий предвидением и бесконечной властью, непоколебимо совершает относительно всех поступков людей.
Прежде чем призвать нас в этот мир, Он точно знает, каковы будут все склонности нашей воли, ведь Он ниспослал их нам, Он же расположил внешний мир с той целью, чтобы в определенное время нашим чувствам представлялись определенные предметы, по поводу чего Он знает, что наша свободная воля приведет нас к определенным поступкам; он хочет этого, но не хочет принуждать к этому. В нашем короле мы можем различить две различные степени воли: одну, в силу которой он хочет сражения между джентльменами, после того как устроил их встречу, и другую, в силу которой король не желает этого, после того как запретил поединки.