Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

XXIV. И вот, так как один Бог есть истинная причина всего, что существует или может существовать, то понятно, что мы направимся на лучший путь философствования, если из познания самого Бога попытаемся вывести объяснение созданных им вещей, чтобы таким путем приобрести совершеннейшее знание действий из их причины. Дабы выступить достаточно безопасно и без боязни ошибиться, нам должно воспользоваться следующей предосторожностью: всегда сколь можно тверже понимать как то, что Бог – бесконечный творец вещей, так и то, что мы вполне конечны.

XXV. Так, если Бог случайно открывает нам о самом себе или о чем другом нечто такое, что превосходит естественные силы нашего рассудка, как, например, тайны Воплощения и Троичности, то мы не будем отказываться верить в них, хотя бы и не постигали их ясно; и не будем удивляться, что как в неизмеримой природе Бога, так даже и в вещах, Им созданных, существует многое, превосходящее наше понимание.

XXVI. В таком случае мы никогда не будем утруждать себя спорами о бесконечном; ведь раз мы действительно конечны, то было бы нелепо с нашей стороны определять что-либо о бесконечном и таким образом пытаться как бы ограничить и понять последнее. Следовательно, нас не озаботит ответ тому, кто спрашивает: раз дана бесконечная линия, то также ли бесконечна ее половина, – либо: равно или не равно одно другому бесконечное число и т. п.?; ведь о подобных вещах, по-видимому, не должно мыслить никому, кроме тех, кто считает свой ум бесконечным. Мы же относительно всего, в чем не можем найти конца – как бы мы это ни рассматривали с разных точек зрения, – не станем утверждать, что обсуждаемое нами бесконечно, но будем рассматривать его как неопределенное. Так как мы не можем вообразить протяжения столь великого, чтобы и теперь еще не помыслить о возможности большего, то и скажем, что величина возможных вещей неопределенна. А так как никакого тела нельзя разделить на столько частей, чтобы отдельные из них не понимались нами как делимые и далее, то мы будем считать, что количество неопределенно делимо. Также невозможно представить число звезд столь большим, чтобы мы перестали думать, что еще большее число их могло быть создано Богом. Ввиду этого их число предполагается нами неопределенным; то же самое и об остальном.

XXVII. Все это мы лучше назовем неопределенным, а не бесконечным, чтобы название «бесконечный» сохранить для одного Бога; ибо в Нем одном во всех отношениях мы не только не знаем никаких пределов, но положительно понимаем, что их совсем нет. Нам не столь положительно понятно, что остальные вещи в каком-либо отношении лишены пределов; мы лишь сознаемся, что их пределы, если таковые имеются, не могут быть нами найдены.

XXVIII. Притом в отношении к естественным вещам мы никогда не возьмемся обсуждать, какую цель предполагали себе Бог или природа при их творении; мы не станем задаваться вопросом, считать ли нам себя причастными Его намерениям. Но, полагая Его за производящую причину всех вещей, мы увидим, что проникающий нас естественный свет указывает, что нужно заключать по Его атрибутам, относительно которых Он пожелал дать нам некоторые знания, – что нужно заключать о тех Его действиях, которые открываются нашим чувствам; однако вспомни, что этому естественному свету должно верить, как уже сказано, лишь до тех пор, пока ничего противоположного не открыто самим Богом.

XXIX. Первое свойство Бога, поступающее на наше обсуждение, есть то, что Он – высшая истина и податель всякого света; значит, явно нелепо, чтобы Он нас обманывал, то есть являлся как бы настоящей и положительной причиной наших заблуждений, которым мы подвержены на опыте. Ведь хотя, по-видимому, случайно можно обмануть в том, что у нас, людей, есть некоторый рассудок, но все же никогда желание обманывать не происходит из злонамеренности, или страха, или слабости, и поэтому не может возникать в Боге.