последняя остается одной и той же, верно ли, ошибочно ли мы судим. И хотя Бог мог бы дать нашему рассудку такую проницательность, что мы никогда бы не обманывались, мы не имеем никакого права требовать этого от Него. Когда кто-либо из нас, людей, имеет силу воспрепятствовать злу и, однако, не делает этого, мы говорим, что он – причина зла. Подобно этому, если Бог мог сделать, чтобы мы никогда не заблуждались, то Он должен считаться причиною наших заблуждений. Но ведь власть одних людей над другими установлена с той целью, чтобы ею пользовались для избавления других от зла. Та же власть, которую имеет над всеми Бог, в высшей степени абсолютна и свободна, а потому мы должны только питать к Нему высочайшую благодарность за дары, которыми Он нас оделил: мы не имеем никакого права спрашивать, почему Он не оделил нас всем, чем, как полагаем, мог бы оделить.
XXXIX. Но что свобода – в нашей воле и что мы по выбору можем со многим соглашаться или не соглашаться, ясно настолько, что должно рассматриваться как одно из нервных и наиболее общих врожденных нам понятий. Особенно обнаружено было это несколько раньше, когда, стараясь во всем сомневаться, мы тем самым пришли к тому, что измыслили некого могущественного виновника нашего происхождения, чтобы не начать всячески заблуждаться; и однако ничуть не меньше мы чувствовали, что в нас есть свобода, так что могли удерживаться от доверия к тому, что не было вполне достоверно и исследовано; а не может что-либо быть более само по себе известно и постижимо, чем то, что даже в то время казалось несомненным.
XL. Однако, познавая Бога, мы воспринимаем Его могущество настолько безмерным, что можно считать невероятным, чтобы когда-либо мы могли произвести нечто Им самим заранее не предустановленное: поэтому легко мы можем запутаться в больших трудностях, если станем пытаться согласовать это Божие пред-установление с свободой нашего выбора и как то, так и другое вместе попытаемся постичь.
XLI. Избегнем мы заблуждений в том случае, если вспомним, что наш дух конечен, божественное же могущество, согласно которому Бог все, что существует или может существовать, не только знает, но и водит и предустановляет, бесконечно, и поэтому оно достаточно близко нас касается, чтобы нам ясно и отчетливо воспринять, что оно существует в Боге; однако мы не настолько понимаем это, чтобы видеть, каким образом Бог оставляет свободные человеческие поступки непредопределенными; ведь свободу и безразличие, имеющиеся в нас, мы сознаем как нельзя более ясно и очевидно. И следовательно, не понимая одной вещи, которая, как мы знаем, по природе своей должна оставаться непонятной, нелепо было бы сомневаться в остальном, что непосредственно нами понимается и испытывается в нас самих.
XLII. Раз мы уже знаем, что все ошибки наши зависят от воли, то может показаться странным, что мы когда-либо заблуждаемся, так как нет никого, кто принуждал бы нас заблуждаться. Но далеко не одно и то же – желать быть обманутым и желать соглашаться с тем, в чем приходится находить ошибку.
И хотя, действительно, нет никого, кто открыто желает быть обманутым, однако едва ли найдется хоть кто-нибудь, кто бы часто не желал согласиться с тем, в чем, бессознательно для него, содержится заблуждение. И само желание достичь истины весьма часто производит то, что люди не вполне знающие, какими путями должно ее достигать, выносят суждения о том, чего не воспринимают, а потому и заблуждаются.XLIII. Однако достоверно, что мы никогда не примем за правильное чего-либо ложного, если станем утверждать только то, что ясно и отчетливо воспринимаем. Это достоверно, повторяю, ибо, раз Бог не обманщик, способность восприятия, дарованная нам, не может влечь к ложному, если способность утверждения распространяется нами на то, что ясно воспринимается. И это никакими рассуждениями не проверяется; так уж от природы запечатлено в душах, что всякий раз, как мы что-нибудь ясно воспринимаем, мы добровольно это утверждаем; и мы никоим образом не можем сомневаться, верно ли это.