L. И относительно этих общих понятий несомненно, что они могут быть ясно и отчетливо воспринимаемы; иначе они и не назывались бы общими понятиями. Некоторые из них действительно не у всех вполне достойны этого имени, так как не одинаково воспринимаются всеми. Это, однако, происходит, как я полагаю, не потому, что у одного человека способность мышления простирается шире, нежели у другого, но в силу того, что эти общие понятия как-то затемняются предрассудками некоторых людей, которые поэтому нелегко могут усвоить такие общие понятия; а между тем другие люди, будучи свободны от указанных предрассудков, воспринимают понятия яснейшим образом.
LI. Что же касается того, что мы рассматриваем как вещи или модусы вещей, то нужно обсудить каждое из них в отдельности. Под субстанцией мы не можем разуметь ничего иного, кроме вещи, которая существует так, что не нуждается для своего существования ни в какой другой вещи. И, конечно, субстанция, не нуждающаяся решительно ни в чем, может разуметься только одна, а именно Бог. Все же иные субстанции мы воспринимаем как такие, которые могут существовать лишь с помощью содействия Бога. Поэтому название субстанции не подходит к Богу и тем, другим, субстанциям одноименно (univoce), как обычно говорят в школах, то есть нет ни одного из обозначений имени Бога, которое было бы обще Ему и его творениям.
LII. Телесная субстанция и душа или сотворенная мыслящая субстанция могут быть поняты под тем общим обозначением, что они суть вещи, нуждающиеся для существования только в содействии Бога.
Однако субстанция не может быть впервые замечена из того лишь, что она – вещь существующая; ибо одно это само по себе нас не трогает. Но без труда мы познаем субстанцию по какому угодно ее атрибуту посредством того общего понятия, что у любой вещи бывают какие-нибудь атрибуты, признаки, качества. Из того, что мы воспринимаем в наличности какой-либо атрибут, мы заключаем о необходимом присутствии некой существующей вещи, то есть субстанции, которой может быть приписан этот атрибут.LIII. И хотя субстанции познаются по любому атрибуту, однако у каждой субстанции есть преимущественное, составляющее ее сущность и природу свойство, к которому относятся все остальные свойства. Именно: протяжение в длину, ширину и глубину составляет природу телесной субстанции, а мышление составляет природу мыслящей субстанции; значит, все то, что может быть отнесено к телу, предполагает протяжение и есть только некоторый модус протяженной вещи; а все, находимое в духе, суть только разные модусы мышления. Так, например, фигура может мыслиться только в протяженной вещи, движение – только в протяженном пространстве, воображение же, чувство, желание – только в мыслящей вещи. И наоборот, протяжение может быть понимаемо без фигуры и движения, а мышление – без воображения и чувства; так и в иных случаях: это ясно для всякого наблюдателя.
LIV. Итак, мы легко можем образовать два ясных и отчетливых понятия или две идеи, одну – сотворенной мыслящей субстанции, другую – телесной субстанции, если, конечно, тщательно различим все атрибуты мышления от атрибутов протяжения. Мы можем иметь ясную и отчетливую идею несозданной и независимой мыслящей субстанции, то есть идею Бога; не должно лишь предполагать, что эта идея адекватно выражает все, что есть в Боге, и измышлять что-либо как существующее в ней; но мы обратим внимание лишь на то, что в ней содержится и что мы воспринимаем яснейшим образом, как принадлежащее природе существа высшего совершенства. И, разумеется, никто не станет отрицать, что в нас существует подобная идея Бога, кроме разве тех, кто полагает, будто человеческим умам совершенно чуждо познание Бога
.LV. Столь же отчетливо постигаются нами длительность, порядок и число, если мы не измыслим для них особого понятия субстанции, но будем считать, что длительность всякой вещи есть только модус, под которым мы понимаем эту вещь, поскольку она продолжает существовать; подобным же образом порядок и число не составляют чего-либо отличного от вещей, упорядоченных и перечисленных, но суть лишь модусы, под которыми мы обсуждаем вещи.