Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

LVI. И здесь под модусами мы разумеем совершенно то же, что в ином месте под атрибутами или качествами. Но мы зовем их модусами, когда подразумеваем, что субстанция проявляется или изменяется через их посредство. Качествами же именуем, когда субстанция может быть определена по этим изменениям; наконец, когда смотрим более обще, полагая только, что они присущи субстанции, мы называем их атрибутами. Потому-то мы и говорим, что в Боге даны собственно не модусы или качества, но атрибуты, ибо в нем не мыслится никакого изменения. И даже то, что в созданных вещах никогда не видоизменяется, как существование и длительность в протяженном и длящемся теле, все это мы должны именовать не качествами или модусами, а атрибутами.

LVII. Но одни атрибуты даны в тех вещах, о которых говорят, что у них есть атрибуты и модусы, другие же только в нашем мышлении. Так, когда мы отличаем время от длительности, взятой вообще, и говорим, что время есть число движения, то это лишь модус мышления; конечно, мы не предполагаем в движении иной длительности, чем в неподвижных телах. Это явствует из того, что если движутся в течение часа два тела, одно медленнее, другое скорее, то мы считаем время в отношении к одному из тел не большим, чем в отношении к другому, хотя бы в последнем движение было гораздо значительнее. А чтобы измерять длительность всякой вещи, мы сравниваем ее с длительностью значительных и наиболее равномерных движений, от которых берут начало дни и годы; и эту длительность мы называем временем. Следовательно, длительности, взятой вообще, не придается ничего, кроме модуса мышления.

LVIII. Также и число, рассматриваемое не в каких-либо созданных вещах, а лишь абстрактно или как родовое понятие, есть вообще модус мышления, как и все прочее, что мы называем универсалиями.

LIX. Образуются эти универсалии в силу того только, что одной и той же идеей мы пользуемся, чтобы мыслить все индивидуальное, что между собой сходствует. И даже устанавливаем одно и то же имя для всех вещей, представляемых посредством такой идеи. Это и называется универсалией. Так, когда мы рассматриваем два камня, то, сосредоточив внимание не на их природе, а на том лишь, что их два, мы образуем идею их числа, именуемую двойственностью (binarium); когда позднее мы видим двух птиц или два дерева, то, обсуждая не природу этих вещей, а их число, возвращаемся к той же идее, что и прежде; потому-то это идея всеобща и, следовательно, такое число мы называем столь же всеобщим именем двойственности. Подобным образом, рассматривая фигуру, составленную из трех линий, мы образуем некоторую ее идею, называя последнюю идеей треугольника; ею мы пользуемся позднее как универсалией, чтобы представлять в нашей мысли все прочие фигуры, заключенные тремя линиями. Замечая, далее, что иные из треугольников имеют прямой угол, а другие его не имеют, мы образуем всеобщую идею прямоугольного треугольника; эта идея в отношении к предшествующей, как более общей, зовется видом. Прямота угла называется общим различием (differentia universalis); им-то прямоугольные треугольники отличаются от всех прочих треугольников. А то, что квадрат их оснований равен сумме квадратов их боковых сторон – это есть исключительный собственный признак (proprietas) всех таких треугольников. Наконец, если предположим, что одни из треугольников подобного рода движутся, а другие неподвижны, – это будет в них общей акциденцией (accidens universale). Таким образом, обычно называют пять универсалий: род, вид, различие, собственный признак и акциденцию.