Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

XXIII. Следовательно, во всем мире существует одна и та же материя: она дознается только через свою протяженность. Все свойства, ясно воспринимаемые в материи, сводятся единственно к тому, что она дробима и подвижна в своих частях и, стало быть, повинна во всех тех возбуждениях, которые, согласно нашему восприятию, могут следовать из движения ее частей. Дробление материи, производимое только мысленно, ничего не изменяет; всякое изменение материи или различие всех ее форм зависит от движения. Это было уже отмечено философами: говорили, что основа природы – движение и покой. И под природой здесь разумели то, благодаря чему все телесные вещи становятся такими, какими мы их воспринимаем.

ХХIV. Но движение (разумеется местное: оно одно только составляет предмет моих размышлений; и не думаю, чтобы нужно было измышлять в природе вещей какое-либо иное) – движение, говорю, в обычном понимании итого слова, есть не что иное, как действие, путем которого данное тело переходит с одного места на другое. И подобно тому как (что напоминалось выше) относительно одной и той же вещи, в одно и то же время можно полагать, что она и меняет и не меняет свое место, также можно сказать: вещь движется и не движется. Так, кто сидит на корабле, выходящем из гавани, тот, конечно, считает себя движущимся, если осматривается по берегам и представляет себе их неподвижными; но он думает противное, взирая на корабль, части которого все время сохраняют одинаковое расположение. И поскольку мы обычно полагаем, что во всяком движении присутствует действие, а в покое – прекращение действия, здесь даже более уместно говорить о покое, чем о движении, так как никакого действия данный субъект в себе не чувствует.

XXV. Если, исходя не столько из обычного словоупотребления, сколько из истинного положения вещей, мы обдумаем что нужно понимать под движением, чтобы приписать ему определенную природу, то мы можем сказать, что оно есть перемещение одной части материи или одного тела из соседства тех тел, которые его непосредственно касались и рассматривались как бы покоящимися, в соседство других тел. Под одним телом или под одной частью материи я понимаю здесь все то, что переносится совместно: хотя опять-таки это самое тело может состоять из многих частиц, само по себе имеющих иные движения. Говорю же я «перемещение», а не сила или действие, с той целью, чтобы указать, что движение всегда существует в движущемся, а не в движущем, тогда как эти две вещи обычно недостаточно тщательно различают, а также с целью указать, что движение есть только модус, а не какая-либо существующая вещь, подобно тому как фигура есть модус вещи, обладающей фигурой (modus rei figuratae), а покой – модус покоящейся вещи.

XXVI. При этом должно заметить, что, предполагая в движении больше действия, нежели в покое, мы впадаем в сильный предрассудок. Мы с детства убедили себя, что наше тело обычно движется нашей волей, непосредственно нами сознаваемой, а покоится только потому, что притягивается к земле собственной тяжестью, силы которой мы, однако, не чувствуем.

А так как, конечно, эта тяжесть и многие иные, не замеченные нами причины, создают сопротивление движениям, которые мы хотели бы произвести в наших членах, и вызывают утомление, то мы полагаем, что необходимо большее действие или большая сила для начала движения, чем для его прекращения, а именно принимая действие как то усилие, которым пользуемся, чтобы передвинуть наши члены, с их помощью другие тела. Однако мы легко уничтожим этот предрассудок, если подумаем, что усилие необходимо нам не только для того, чтобы подвинуть внешние тела, но часто и для того, чтобы остановить их движение, когда тела не останавливаются силой тяжести или по иной причине. Так, например, мы пользуемся не большим движением, чтобы двинуть корабль, покоящийся в стоячей воде, чем чтобы внезапно остановить его, когда корабль движется, – или по крайней мере не много большим; здесь не приняты в расчет тяжесть окружающей воды и ее плотность, которые могут мало-помалу остановить движение.

XXVII. А так как это происходило бы не от того действия, которое, по нашему пониманию, существует в движущемся или в прекращающем движение теле, но от одного перемещения и отсутствия перемещения (то есть покоя), то ясно, что это перемещение не может быть вне движущегося тела и что это тело находится в одном состоянии, когда переносится, и в ином, когда не переносится (то есть покоится); значит, движение и покой суть не что иное, как два различных модуса тела.