XXXVI. Отметив, таким образом, природу движения, важно обсудить его причину; а она двояка: во‐первых, общая и первичная причина всех движений, существующих в мире, а затем частная; в силу последней случается, что отдельные частицы материи приобретают такие движения, какими прежде не обладали
. Что касается общей причины, то, мне кажется, ясно, что она – не что иное, как сам Бог. Он сотворил материю вместе с движением и покоем и уже одним своим обычным содействием сохраняет во всей ней то самое количество движения и покоя, какое вложил в нее при творении. Хотя бы это движение было только модусом в движимой материи, оно, однако, имеет известное и определенное количество; и мы легко понимаем, что оно может оставаться всегда одним и тем же в отношении к совокупности всех вещей, хотя изменяется в отдельных частях материи: потому мы и думаем, что когда одна частица материи движется вдвое быстрее другой, а эта последняя по величине вдвое больше первой, то столько же движения в малой, сколько и в большой из частиц;и насколько движение одной частицы делается медленнее, настолько движение какой-либо иной делается быстрее. И мы понимаем, что совершенством в Боге является не только то, что Он неизменен сам по себе, но и то, что Он действует на возможно более постоянное и неизменное; значит, исключая те изменения, верность которых утверждают ясный опыт и божественное откровение и которые мы представляем происходящими без всякого изменения в самом Творце, или верим в то, – исключая все это, мы не должны предполагать в Его творении никаких иных изменений, чтобы отсюда тем самым не утверждать в Нем непостоянства. Отсюда в силу одного того, что Бог при творении материи наделил отдельные части последней различными движениями, наиболее согласно с разумом будет полагать, что Он сохраняет всю эту материю тем самым образом и на том же основании, как создал, и что Он и после удержит в ней то же самое количество движения.
XXXVII. А из этой неизменности Бога могут быть познаны некоторые правила или законы природы: они суть частные или вторичные причины различных движений, замечаемых нами в отдельных телах. Первое из этих правил таково: всякая вещь, поскольку она проста и неделима, всегда остается сама по себе в одном и том же состоянии и изменяется когда-либо только от внешних причин
. Так, если некоторая частица материи квадратна, то мы легко убедимся, что она постоянно пребывает квадратной, пока откуда-либо не явится нечто, изменяющее ее фигуру. Раз эта часть материи покоится, мы не думаем, что она когда-либо начнет двигаться, если только не окажется какой-нибудь извне побуждающей ее причин. Не больше оснований полагать, что раз она движется, то добровольно и не побуждаемая ничем иным прекратит свое движение. Отсюда должно заключить, что то, что движимо, поскольку оно существует само по себе, всегда движется. Но так как здесь мы говорим о Земле, устройство которой таково, что все движения, происходящие вблизи нее, быстро замедляются и часто по причинам, которые неизвестны нашим чувствам, то с юных лет мы судим, что эти движения, замедляющиеся по причинам, нам неизвестным, прекращаются произвольно. И мы склоняемся к тому, чтобы судить обо всех случаях так, как, на наш взгляд, испытываем во многих случаях: именно, что движения по природе своей прекращаются, то есть стремятся к покою. Это, конечно, как нельзя более противоречит законам природы; ибо покой противоположен движению, а ничто не может по собственной природе быть относимо к своей противоположности, то есть к разрушению самого себя.XXXVIII. И действительно, любой опыт с брошенным телом вполне подкрепляет наше правило. Ведь нет другого основания, почему брошенные тела сохранялись бы некоторое время в движении, отделившись от бросающей руки, – кроме того основания, что однажды двинутые тела продолжают двигаться, пока не задержатся встречными телами. И ясно, что они обычно постепенно задерживаются воздухом или иными текучими телами, среди которых движутся, а потому их движение не может быть продолжительным. Что воздух сопротивляется движениям других тел, можно испытывать путем осязания, если сотрясать воздух опахалом; то же подтверждает полет птиц. И нет другой жидкости, которая еще яснее, чем воздух, сопротивлялась бы движениям брошенных тел.