Колеса все же нашли опору, и автомобиль сорвался с места. Время почти остановилось. Как в замедленной съемке я видел распахнутый в крике мамин рот. Огромные, точно блюдца, глаза шестилетнего себя. Раздавленные травинки, прилипшие к протекторам. Капли дождя, разбивающиеся о капот. Людей, невыносимо медленно бегущих от госпиталя.
Я успел отпрыгнуть в сторону, и кинопленка мира застрекотала с прежней скоростью. Автомобиль врезался в хлипкую постройку, сложив ее пополам. От удара маму швырнуло на руль. Маленький Антон свалился с кресла. Я подскочил, грязный, мокрый, закричал:
– Осторожно!
Я в самом деле волновался за них. Происходящее было дико и невероятно. Неосознанное сновидение, но в то же время и необычное. Черт-те что! Будто кто-то показывал мне фрагмент воспоминания, тщательно стертый из памяти. Зачем?..
Мама подняла окровавленное лицо. Красная струйка стекала со лба, пачкая волосы. Глаз нервно дергался. В салоне истошно рыдал маленький Антон. Мама посмотрела на него долгим внимательным взглядом и резко сдала назад, выводя машину из-под обломков. Не доверяя зеркалам, она перегнулась через спинку кресла и давила на газ что есть силы. Спешащие на помощь врачи прыснули в разные стороны, словно кегли, сбитые тяжелым шаром.
Прохрустев коробкой передач, машина взревела, бросаясь вперед. С каждой секундой набирая скорость, она мчалась, не разбирая дороги. Свет фар метался, когда машина подпрыгивала на кочках, разрезая темный мокрый лес желтыми клинками. Я построил траекторию движения и внутренне похолодел. Конечной точкой маршрута была толстая кряжистая береза. Мама и маленький Антон мчались к ней, а я был не в силах помешать этому.
В отчаянии я закричал, и мне показалось, что мама меня услышала. По крайней мере она повернула голову, глядя в мою сторону. Затуманенный взгляд блуждал, так что не могу поручиться, видела ли она меня. На изможденном лице застыло упрямое мстительное выражение, и я понял, что смертельный маршрут не случаен. Она видит дерево и едет к нему – в него! – намеренно!
За пару мгновений до столкновения я выбросил руку вперед в безнадежной попытке если не остановить, то хотя бы замедлить движение. И – о чудо! С ладони сорвался красный мячик, мой привычный маркер, дающий силу осознанного сновидения! К сожалению, ничего не изменилось, я по-прежнему не мог управлять реальностью. Зато мячик ударился в боковое стекло, и мама в испуге крутанула руль вправо. Только поэтому автомобиль не расплющило о дерево – ему лишь сильно примяло левый борт.
Больше всего досталось маме. Но куда сильнее я переживал о Светке, еще не рожденной Светке, чей мирок сейчас сотрясался от непостижимых ее маленькому разуму катаклизмов. Понимая, что сейчас ничем не смогу помочь, я, от волнения грызя ногти, дождался, пока подоспеют врачи и санитары. Старший бегал и орал сорванным голосом:
– Пацана! Пацана спасайте!
Дождь стекал по его волосам и бороде. Он напоминал мне молодого Степана Михайловича Лаберина. Вот как чудит порой подсознание. Надо будет рассказать старику, пусть объяснит это с точки зрения психоанализа.
С пацаном – то есть со мной – все было в порядке, и уже скоро дюжий санитар утащил его в госпиталь. Остальные бережно извлекли маму и уложили ее прямо на мокрую землю.
– Она не дышит! – склонившись над ней, заорал главврач. – Не дышит, черт возьми! В операционную, живо! Лариса, подготовьте все к кесареву! Бегом, бегом, бегом!
Перед тем как уйти, он вдруг посмотрел в мою сторону. Долго-долго сверлил меня взглядом, словно на самом деле видел. Но ведь этого не может быть, верно? Я обернулся и понял, что все это время мужчина смотрел на разрушенную машиной хозяйственную постройку. Я нервно хохотнул, а когда вновь посмотрел на главврача, тот уже торопился в госпиталь.
Я честно проводил их обратно, но на операцию оставаться не стал. Из сна вышел стандартно. Пробуждение далось легко, голова не болела, тревожность отсутствовала. Состояние, как говорится, удовлетворительное. Но легкое недоумение от произошедшего во сне осталось. Как же много мы еще не знаем о возможностях нашего мозга! Как много предстоит выяснить опытным путем! Пожалуй, пригляжусь к этой аномалии. Похоже, тут много пищи для размышлений.
Спустя полгода, возвращаясь к этому случаю, могу сказать, что подобное и впрямь больше не повторялось. Этот отрезок превратился в самостоятельную сцену, которая отринула меня. Я могу просматривать ее, но не изменять.
Невероятно странно видеть сразу двоих себя – маленького и взрослого – со стороны.
Умозаключение напрашивается единственно верное, хотя оно мне страшно не нравится.
Первое: мама действительно видела меня, и я ее напугал.
Не думаю, что во сне мне может хоть что-то навредить, так что попытку задавить меня я всерьез не рассматриваю.
А вот второе… это касается маленького Антона. Маме не хватило духу использовать отвертку против ребенка.
Против собственного сына.
Поэтому она посадила маленького Антона на переднее сиденье.
Поэтому не пристегнула его.