Рассвет

— Во всяком случае, — сказал он, — теперь он ведет себя как джентльмен. В целом, это хорошее письмо. Вы больше не будете беспокоиться о нем?

— Не буду, — ответила Анжела и тут же вспыхнула, вспомнив признание Джорджа возле живой изгороди, — но ему определенно пора было это сделать, потому что он не имел права, о, он совершенно не имел никакого права говорить со мной так, как говорил, и он… он достаточно стар, чтобы быть моим отцом!

Бледные щеки мистера Фрейзера слегка порозовели.

— Не будьте к нему строги из-за того, что он стар, Анжела, — а он, между прочим, совсем не стар, он почти на десять лет моложе меня, — потому что я боюсь, что стариков так же легко одурачить хорошеньким личиком, как и молодых.

С этого момента, не зная истинного характера Джорджа, мистер Фрейзер втайне проникся сочувствием к его страданиям — сочувствием, которое, несомненно, проистекало из чувства солидарности. Ему казалось, что он может понять человека, заходящего столь далеко, когда его цель — завоевание Анжелы; не то чтобы он сам был бы готов на подобное, но и он знал силу искушения — и чего стоит бороться с ним.

Уже почти стемнело, когда Анжела, собираясь уходить, тепло пожала ему руку и по-своему ласково поблагодарила за его доброту и советы. Потом, отказавшись от его предложения проводить ее и пообещав, что она придет к нему завтра, девушка отправилась домой.

Первым, что бросилось ей в глаза на столике в прихожей, была записка, адресованная ей самой, написанная почерком, который она видела на многих счетах за стирку, но никогда прежде не видела на конверте. Она открыла ее в смутной тревоге. Письмо гласило следующее:

«Мисс, ваш отец только што уволил меня, сказав, што он слишком устал от меня, и што я слишком неотесана, штобы находицца в вашем обществе, што является совершенной правдой. Но, Мисс, чуйствуя необходимость попрощацца с вами лично после того, как я воспитывала вас вот этими вот руками и все для вас делала все эти годы, я беру на себя смелость написать вам, Мисс, штобы попрощацца и благослови вас Бог, мой прекрасный ангел, и меня можно будет найти внизу, в старом доме в конце дороги, который мой бенный муж оставил мне, который, к щастью, просто пустой совсем стоит, и вы ведь будете время от времени навещать меня, Мисс?

Ваша покорная слуга Пиготт.

Ищо пишу тут, штобы сказать, што вещи ваши я сложила перед уходом, а за своими пришлю завтра, коли останусь жива. С вашего позволения, Мисс, вы найдете свою чистую ночную сорочку в левом шкафу, и мне очень жаль, што я не могу быть там, штобы разложить ее для вас. Я возьму на себя смелость посылать за вашим бельем в стирку, так как оно никому не может быть доверено».

Анжела прочла письмо до конца, а затем откинулась на спинку стула и разразилась бурными рыданиями. Однако, немного придя в себя, она встала и пошла в кабинет отца.

— Это правда? — спросила она, все еще всхлипывая.

— Что — правда? — равнодушно спросил Филип, делая вид, что не замечает ее огорчения.

— Что вы прогнали Пиготт?

— Да. Видишь ли, Анжела…

— Вы хотите сказать, что она действительно ушла?

— Конечно. Анжела, мне действительно нужно было это сделать…

— Простите, отец, но я не хочу слушать ваши доводы и оправдания! — Теперь глаза девушки были совершенно сухими. — Эта женщина ухаживала за моей умирающей матерью и заменила мать мне. Она, как вы хорошо знаете, мой единственный друг — и все же вы выбросили ее из дома, как стоптанный башмак. Конечно, у вас есть на то свои причины, и я надеюсь, что они вас удовлетворяют, но что до меня — каковы бы ни были эти причины, я говорю, что вы поступили трусливо и жестоко! — и, бросив на него возмущенный взгляд, она вышла из комнаты.

Филип задрожал при виде гнева дочери.

— Слава богу, она ушла, и с этим делом покончено. Я прямо-таки боюсь ее, и хуже всего то, что она говорит правду, — сказал он себе, когда дверь закрылась.