Да, Артур, я смиряюсь с тем, что ты потерян для меня в этой жизни — это достойная расплата за мою глупость. Но не думай, что я при этом не испытываю боли, ибо, поверь мне, с тех пор как мой ум стал сильнее и яснее после бурь, через которые он прошел, и ко мне вернулась во всей полноте моя жизнь и сила моей женственности, я жаждала тебя со все возрастающей тоской. Я не стыжусь признаться, что отдала бы целые миры, чтобы почувствовать себя в твоих объятиях и ощутить твой поцелуй на моих губах. Да и как может быть иначе? Разве я не твоя душой и телом?
И все же, дорогой мой, мне было дано, возможно, в качестве компенсации за все, что я пережила и что мне еще предстоит пережить, постичь более счастливый исход, чем простое земное счастье, ибо я могу с уверенностью ожидать того дня, когда мы обнимемся на пороге Бесконечности. Не называй это глупыми фантазиями или, если угодно, разгулявшимся воображением — ибо что такое воображение? Разве это не связующее звено между нами и нашими душами, а также воспоминание о нашем вечном Доме? Воображение… какой была бы наша духовная жизнь без него? Это то, чем является ум для тела — это мысль души.
Итак, в моем воображении — поскольку я не знаю лучшего термина — я предвижу этот счастливый миг, и я не ревную к скоротечной земной жизни. И я не совсем потеряла тебя, ибо временами, в ночной тишине, когда плотская оболочка погружается в сон и мой дух освобождается от рабства человеческих желаний, он, в некоторые периоды, обладает силой призывать твою возлюбленную душу, и в этом общении Природа подтверждает верность совершенного мною выбора. Таким образом, в течение долгой ночи покой приходит ко мне с твоим присутствием.
Когда-нибудь, наконец, мы обретем и великий покой; наконец-то, прожив непонятыми и одинокими, мы умрем в одиночестве — и вот тогда-то и начнется настоящая жизнь… или жизни. Ночь не вечна, ибо Рассвет неподвластен пределам ночи, и через врата Рассвета мы отправимся в вечный день. Ночь не вечна; даже в утробе тьмы трепещет обещание утра. Я часто задаюсь вопросом, Артур, как и в чем будет заключаться эта перемена. Будем ли мы такими же, какие мы есть, и медленно, через бесчисленные века, приблизимся к Божественному — или, отбросив самое подобие смертной сущности, мы одним широким взмахом поднимемся на вершину, где больше нет Времени, чтобы там познать истинные цели и меру всего Бытия?