Рассвет

— Может быть, одно, а может быть, и другое. Он хороший и добрый, но у него голова не для таких вещей, он всегда думает о чем-то другом. Только посмотри, как его одурачил сквайр Джордж (чтоб ему в гробу перевернуться, ироду!). Если хочешь, то, конечно, спроси у него совета, но решать ты, милочка, должна сама. И то сказать, твоя-то голова стоит шести голов преподобного Фрейзера, когда ты ее используешь, конечно. Ладно, пора мне пойти пересчитать белье.

Вечером, после чая, Анжела отправилась к мистеру Фрейзеру. Когда она вошла, он надписывал конверт, адресованный епископу местной епархии, однако при виде Анжелы поспешно прикрыл его промокательной бумагой.

— Ну что, Анжела, вы отправили свое послание?

— Да, мистер Фрейзер, как раз вовремя, чтобы оно успело на завтрашний почтовый пароход. Но знаете, именно об этом я и хочу с вами поговорить. Пиготт считает, что при сложившихся обстоятельствах, — тут Анжела немного заколебалась, — нам с ней лучше поехать на Мадейру и самим выяснить, как обстоят дела… и я склоняюсь к мысли, что она права.

— Конечно, — ответил мистер Фрейзер, вставая и глядя в окно. — На карту поставлено очень многое.

— Вы не думаете, что это было бы… нескромно?

— Моя дорогая Анжела, когда женщина отправляется на поиски мужчины, которого она любит и который, как ей кажется, любит ее, я не вижу в этом никакой нескромности.

— И я, и я тоже! И я… я очень люблю его, он для меня — вся жизнь…

Мистер Фрейзер заметно поморщился.

— В чем дело? У вас болит голова?

— Нет, ничего… скорее, здесь, — и он указал на свое сердце.

Анжела выглядела встревоженной; она проявляла чисто женский интерес к любым недугам.

— Я знаю, что это, — сказала она. — Вдова Джеймс страдает от этого. Вы должны немедленно этим заняться, иначе боль станет хронической, особенно после еды, как у нее!

Мистер Фрейзер мрачно улыбнулся и ответил:

— Боюсь, что я слишком долго пренебрегал ею — она уже стала хронической. Но вернемся к Мадейре — вы уже точно решили ехать?

— Да, пожалуй, я поеду. Если он женат, я всегда могу вернуться, и, возможно, Пиготт права: с письмом может что-то случиться по дороге, а на карту поставлено так много.

— Так когда же вы поедете?

— Думаю, следующим пароходом. Кажется, они ходят каждую неделю. Я скажу отцу, что завтра уезжаю.

— Ах! Полагаю, вам понадобятся деньги?

— Нет, я думаю, что теперь у меня достаточно собственных денег.

— О да, по вашему брачному соглашению — без сомнения. Что ж, моя дорогая, я надеюсь, что ваше путешествие не будет напрасным. Я уже говорил вам, что также написал мистеру Хейгему письмо и рассказал ему все, что знал об этом деле?

— Это очень любезно и заботливо с вашей стороны… это так на вас похоже, — мягко ответила Анжела.

— Нисколько, нисколько… но вы так и не рассказали мне, как вы поладили с леди Беллами, не считая того, что она рассказала вам о мистере Хейгеме.

— О! Это был странный разговор. Как вы думаете, чему она хотела меня научить?

— Не имею ни малейшего представления.

— Магии!

— Чепуха.

— Она сказала мне, что может прочесть на моем лице все, что угодно, и предложила, если я соглашусь, сделать из меня нечто большее, чем просто человека.

— Тьфу! Что за шарлатанство; она хотела напугать вас.

— Нет, я думаю, она верила в то, что говорила, и я думаю, что у нее есть какие-то способности. Она казалась разочарованной, когда я отказалась, и, знаете ли, если бы не Артур… я не думаю, что отказалась бы. Я люблю силу или, вернее, силу знания, но Артура я люблю еще больше.

— А почему же это несовместимо со знанием?

— Не знаю, но она сказала, что для того, чтобы восторжествовать над тайнами, которым она хочет меня научить, я должна освободиться от земной любви и забот. Я сказала ей, что, если Артур окажется женат, я подумаю об этом.

— Что ж, Анжела, откровенно говоря, я не верю в магию леди Беллами, и, если ее практики делают людей такими, как она, то я думаю, что лучше оставить ее в покое; более того, я полагаю, что все это заблуждение, вызванное ее состоянием. Впрочем, полагаю, она права, когда говорит вам, что для того, чтобы стать мастером ее искусства — или вообще любого, даже благородного искусства — вы должны отделить себя от земных страстей. Я обижен на вашего Артура так же, как и леди Беллами. Я надеялся, Анжела, что вы, подобно звезде, взойдете на небосклон нашего века — века — грубого и лживого. Я хотел, чтобы вы стали великой женщиной — но теперь мечте этой пришел конец.

— Почему, мистер Фрейзер?