Рассвет

— Пфуй! Это отговорка глупцов, тех, кто не знает, не может чувствовать. Но я — знаю и чувствую, и говорю вам, что это не так. Собирание этих средств само по себе доставляет удовольствие, потому что дает осознание собственной силы. Не рассказывайте мне о Судьбе; этот соверен (тут он бросил монету на стол) — печать самой Судьбы. Я предстаю перед вами, по всей видимости, бедным и беспомощным человеком, социальным изгоем, которого следует избегать и даже можно безнаказанно оскорблять. Пусть так — но скоро деньги все это исправят. С их помощью я стану могущественным и любимым всеми. Да, уж поверьте мне, Хейгем, деньги — это живая движущая сила; оставьте их лежать в покое — и они станут накапливаться; расходуйте их — и они удовлетворят всякое ваше желание; берегите их — это обязательно, это важнее всего — и вы получите в свои руки рычаг, который способен перевернуть мир. Говорю вам, нет такой высоты, на которую они не могли бы привести вас, нет пропасти, через которую они не перекинут мост!

— Кроме, вероятно, — произнес Артур, воспользовавшись паузой, — утесов загробного мира и еще — могилы.

Его слова произвели странный эффект. Красноречие Филипа иссякло, и на мгновение в глазах появился страх.

Воцарилась тишина, которую никто из них, казалось, не хотел нарушать. Между тем внезапно поднявшийся ветер начал стонать и вздыхать среди полуодетых ветвей деревьев в саду, творя, как подумалось Артуру, весьма печальную музыку. Внезапно Филип положил руку на плечо своего гостя, и тот почувствовал, что рука эта дрожит, как осиновый лист.

— Скажите мне, — произнес Филип хриплым шепотом, — что вы там видите?!

Артур вздрогнул и проследил за направлением его взгляда: Филип смотрел на голую стену напротив окна, в том конце комнаты, где была дверь.

— Я вижу, — неуверенно сказал Артур, — какие-то движущиеся тени.

— На что они похожи?

— Право, не знаю, ничего особенного. Что это такое?

— Что это такое?! Это тени мертвых, посланные сюда, чтобы мучить меня! — прошипел Филип, лицо которого стало мертвенно-бледным от ужаса. — Смотри… она идет ему навстречу… старик что-то говорит ей… теперь она станет заламывать руки…

— Чепуха, мистер Каресфут, чепуха! — сказал Артур, опомнившись. — Ничего подобного я не вижу. Ведь это всего лишь тени, которые отбрасывают ветви деревьев в лунном свете. Обрежьте их, и они перестанут плясать у вас на стене.

— А! Конечно, вы правы, Хейгем, совершенно правы, — еле слышно проговорил хозяин, вытирая холодный пот со лба. — Это всего лишь лунный свет. Как смешно и глупо с моей стороны! Наверное, я немного не в духе — печень не в порядке. Дайте-ка мне виски, добрый вы малый, и я выпью за упокой всех теней… и деревьев, которые их отбрасывают. Ха-ха-ха!

Было что-то настолько неестественное в поведении хозяина и в его очевидной уверенности в мистическом происхождении колеблющихся фигур на стене (которые теперь и впрямь исчезли), что Артур подумал на мгновение: если бы не Анжела, стоило бы поскорее распрощаться с Филипом Каресфутом и его домом, ибо суеверие, как прекрасно знал Артур, заразнее черной оспы.

Когда, наконец, он добрался до своей большой пустой спальни, которую, впрочем, трудно было назвать удобным местом для сна после такого пугающего опыта, то уснул лишь через несколько часов, несмотря на усталость: возбужденное воображение молодого человека слишком разыгралось.

Глава XXIV

На следующее утро, когда они встретились за завтраком в восемь часов, Артур заметил, что Анжела чем-то расстроена.

— Есть плохие новости, — сказала она, не успел Артур поздороваться с ней. — Мой дядюшка Джордж сильно заболел, у него тиф.

— В самом деле? — довольно холодно откликнулся Артур.

— Судя по всему, вас это не слишком огорчает?

— Боюсь, что вы правы. Честно говоря, я терпеть не могу вашего дядюшку, и мне все равно, болен он или нет.

Поскольку Анжела, кажется, не нашлась, что ответить, тема разговора была на этом исчерпана.

После завтрака Анжела предложила прогуляться — поскольку день опять выдался погожий — до вершины холма примерно в миле от дома, откуда открывался прекрасный вид на окрестности. Артур согласился и по дороге рассказал ей о своей странной беседе с ее отцом этой ночью. Девушка выслушала его очень внимательно, и когда он умолк, покачала головой.

— В моем отце есть нечто, что отличает его от всех остальных. Его жизнь словно никогда не выходит на солнечный дневной свет, она всегда идет на ощупь во тьме, в тени какого-то мрачного прошлого. Что за тайна окутывает это прошлое, я не знаю и не хочу знать; но я уверена, что она есть.

— А как вы объясните появление теней на стене?

— Я полагаю, что ваше объяснение и было верно; эти тени при определенном освещении отбрасывает дерево, растущее невдалеке от дома. Я и сама видела не раз нечто, похожее на призрачные фигуры, даже при свете дня. Однако то, как болезненно отец относится к такому обыденному явлению, многое говорит о состоянии его рассудка.