И мы обсуждали вечеринку и танцы Кристи, ее сборник, ее успехи, трепались о том, о сем; а вторым слоем сознания я как бы наблюдал за всем этим и думал, как же мне хорошо с ребятами, какие они свои, родные, ведь совсем недавно еще все вместе спасали девочку Линь, и таких случаев было у нас уже много, когда мы действовали четко, быстро, слаженно — вместе; и я на каждого из них могу положиться, и они на меня — тоже. Какие они разные, и по-своему каждый интересен; вот Сай — призер Евразии, между прочим, по стрельбе из лука. Спортсменка континентального уровня! И сама такая прямая, стремительная, точная — как стрела. А Вэнь совсем другой, мощного телосложения, медлительный, доходит до него все не сразу, но в работе крайне аккуратен, а руки — золотые. И еще он скульптор, не разбираюсь настолько в этом виде искусства, чтобы оценить его уровень, но мне нравится. У нас перед входом статуя — змея с чашей, это он слепил. И статую Цереры перед Первой базой — он же с еще одним парнем из техников. Да что уж говорить, ребята просто золотые, и понимаем мы друг друга давно с полуслова — хотя так же было и на нашей Шестой Спасательной, с которой я ушел. Такой у нас мир — куда ни поедешь, где ни начнешь служить — везде обязательно встретишь хороших, своих ребят, с которыми и помолчать можно, и чаю выпить, и попеть под гитару. И работать хорошо с ними.
Но кроме этого, поселился во мне еще и третий, омерзительный такой, холодный тип, который смотрел на все это сквозь прищуренные веки и цедил: веселитесь? По — детски — наивно смотрите на мир? А мир-то ваш на самом деле построен на грязных тайнах — только раньше все это называлось «политикой» и делалось открыто, а теперь вас растят, как поросят на убой, а вы наивно радуетесь, как юнкомы, и думаете, что этот мир принадлежит вам. Что вы сами в нем что-то решаете…
Не то что этот тип постоянно портил мне настроение, нет, мне удавалось отвлечься. Но временами ледяной укол в сердце чувствовался, и, наверное, это отражалось на моем лице. Потому что разговор вдруг зашел обо мне. Или просто Амала что-то сказала Сай.
— Кстати, Амала к тебе неровно дышит, ты знаешь? — она так и спросила, прямо.
Я пожал плечами.
— Ну… возможно.
— Амала красотка, — высказался Вэй, — глазища такие… и умница, космогонистка.
— Да, она симпатичная.
— Симпатичная, — Сай, к которой я как раз подъехал на стуле, ткнула меня пальцем в ребра. Я едва чай не расплескал, — да она красавица просто! А ты, Стани, реально, какой-то сыч! Ты уже второй год здесь… И ты же свободен. Это что — новая мода такая?
— На русском такой анекдот есть, — вспомнил я, перейдя на родной язык, — изобрели новое лекарство от Спида-прим. Называется Спи-Один.
И предусмотрительно отъехал от коварной Сай.
— А если серьезно, — спросила девушка, — забыть не можешь? Болит?
Я вспомнил Марселу. Да нет. Давно уже воспоминание о ней стало светлым.
— Нет, не болит. Не знаю. Но как-то это все было… очень серьезно, что ли. Нужно больше времени, наверное.
Узкие глаза Сай смотрели на меня как сквозь прицел.
— Иногда я жалею, — произнесла девушка, — что еще не изобрели телепатию. Телеэмпатию. Чтобы вот проник в другого человека — и сразу все понял, что с ним, почему.
— Аппаратная телепатия вполне существует, — возразил Вэнь, — мы же сами используем ее для диагностики.
— Да нет, я не о том… — Сай махнула рукой.
— Понимаю, — я кивнул, — мне тоже часто хотелось бы так. С пациентами, например, — а то мямлят что-то, мямлят, не поймешь. И еще мне хотелось бы понимать авторов книг. Вот прочитал — и понял, что автор думал на самом деле, что он чувствовал, откуда это все у него идет. Правду он в конце концов пишет — или нет.
— Но какой интерес кому-то писать в книге неправду? — удивился Вэнь.
Даже такой отдаленный намек на проклятого Цзиньши был для меня облегчением. Может быть, надо просто рассказать все ребятам. Но как? Вот как я сейчас начну им рассказывать… даже о том, что Аркадий, возможно, погиб не по нелепой случайности, что его… страшно сказать, убили. Как? Да, мы откровенны друг с другом, мы говорим обо всем, но это… это слишком перевернуло бы все их представления о мире.
Мои — нет, не до такой степени. Возможно, Аркадий потому и дал мне эту книгу, и она легла на подготовленную почву. Ведь я сын своей матери. Ведь для меня Освобождение — не просто «славные дела наших отцов».
А они… зачем им вообще об этом думать? У них работа, служба, вон колонизация дальних планет начинается… у них дружба, любовь, интересная, яркая жизнь.
— Это ведь была твоя соученица по ШК, эта самая Марсела? — спросила вдруг Сай. Они все еще об этом… ну лучше уж говорить об этом.
— Да.
Я подъехал к пульту и налил себе еще одну ароматную чашечку. Хорошо, что мои коллеги умеют правильно заваривать жасминовый чаек. Просто вот нет ничего лучше после бурной вечеринки.
— В школе у всех бывает какая-нибудь любовь, увлечение… но чтобы так долго — это редкость. И тем более, после того, как партнер по этому увлечению уже нашел кого-то другого.