Рассвет

— Возьмите тарелку, и посидим в сторонке, поболтаем, — предложил Френсис. — Я должен познакомиться с новой Лаурой; последняя, которую я знал, была подростком в бархатном платье, разыгрывающим взрослую.

— Вы помните?

— Конечно. Вы были очаровательны. Просто очаровательны. Потом я получал письма и думал:

— Теперь ей семнадцать, она уже сформировалась. Теперь — восемнадцать, она перестала расти.

— Вы рассматриваете меня как медик.

— Но это было так?

— Да, так.

— Ну, рассказывайте о себе. Вы получите степень в будущем году, а потом?

— Буду давать уроки игры на фортепьяно и совершенствоваться в музыке.

— Если не выйдете замуж и не начнете растить детей.

Лаура почувствовала, как кровь прихлынула к ее сердцу; она побледнела, потом снова залилась румянцем.

— Пока я это не планирую. — Закрыв эту тему, она спросила оживленно: — Ну, а вы? Покончили с Бостоном, Калифорнией, Индией и прочим?

— Да, окончательно. Осяду в Нью-Йорке, начну частную практику с компаньоном-врачом. Буду одновременно работать в больнице.

— Итак, с путешествиями покончено, — повторила она с натянутой улыбкой, ожидая… Чего же? Она сама не знала.

— Да уж пора мне осесть на одном месте, не правда ли?

— Да, конечно.

Легкий ветерок раскачивал над ними японский фонарик. На лицо Френсиса набегала легкая тень, в которой четко обрисовывались тонкие очертания его подбородка и приподнятых кверху уголков губ. Эти словно улыбающиеся линии его рта противоречили меланхолическому выражению его темных, осененных густыми ресницами глаз. Откачнувшийся фонарик осветил верхнюю половину его лица, и Лаура увидела, что он смотрит на нее задумчиво.

— Рядом с вами я чувствую себя стариком, — сказал он.

— Как это? В тридцать пять лет? Он покачал головой.

— Наверное, это потому, что я знал вас с раннего детства. Не так много лет, как много перемен. Я гляжу на вас и не верю, что вы были ребенком, которого я учил читать; девочкой, которая неумело играла со мной в теннис. А теперь…

— Ты монополизировал Лауру, — сказал подошедший к ним доктор Элкот, — а у меня к ней просьба. Поиграйте нам, дорогая, что за вечер без музыки?

Разговор прервался в самый волнующий момент, но Лаура бодро ответила:

— С удовольствием. А что сыграть?

— Может быть, джазовые мелодии?

— Постараюсь. Но я еще только учусь, и никто меня не приглашал с концертами в Новый Орлеан.

— Ну, вы скромничаете. А вот наш инструмент расстроен, к сожалению…

Музыка донеслась до лужайки, и некоторые гости, взрослые и подростки, зашли в комнату послушать, но скоро заскучали и вернулись в сад. В гостиной остался только Френсис; он стоял у пианино, глядя на Лауру. Он смотрел в ее лицо, а не на пальцы, бегающие по клавишам… она вдруг перестала играть.

— Вы устали? — ласково спросил он.

— От джазовых мелодий. Я их не люблю. И они не подходят к этой ночи.

Ночь была полна звуками голосов, шуршанием листьев, тихим стрекотом сверчков и цикад.

— Кажется, Генри Джеймс сказал, что «субботний вечер» — два прекрасных слова в английском языке. Может быть, «субботняя ночь» — тоже, — сказал Френсис.

Тогда я сыграю «Маленькую ночную серенаду»!

— Чудесно!

Пальцы ее бегали по клавишам, а он стоял, задумчивый, вертикальная морщинка пролегла между бровей. И в такт музыке в голове ее настойчиво звучал вопрос: «Что же будет? Что же будет?»

Она доиграла, и он сказал:

— Это было прекрасно.

— Нет, нет, я плохая музыкантша. Когда вы к нам придете, я заведу вам пластинку, и вы поймете разницу.

— Может быть, и так, ведь я не музыкант. Но вы тронули мое сердце, и с меня этого довольно.

— Вы с Френсисом долго говорили вечером, — заметила Сесилия, когда они возвращались через неосвещенную лужайку перед своим домом.

— Да, мы посидели с ним в доме. Там было потише, подальше от детишек.

— Его отец разочарован, что Френсис не останется работать в нашем городе — метит повыше, — сказала Лилиан, — и имеет на это право, но все-таки это не очень хорошо по отношению к отцу. Я надеюсь, что ты никогда не вздумаешь сбежать от нас в Нью-Йорк или еще куда-нибудь.

— Да мне это и в голову не приходило.

Такого ответа они от нее и ждали. Но вдруг… вдруг Френсис позовет ее к себе? Как он глядел на нее вчера вечером… Два часа они сидели в доме и разговаривали. Может быть… Может быть…

Настенные часы в небольшой гостиной пробили половину первого… Когда они пробили три, Лаура все еще не могла заснуть, перебирая, словно четки, одни и те же мысли: — «Я хочу, чтобы он любил меня… Я знаю, что он не любит меня… Я не знаю, любит ли он меня… Его взгляд… — И снова: — Я хочу, чтобы он любил меня». Пробило четыре часа, и Лаура заснула.

— Как долго ты спала! — удивилась тетя Лилиан.

— Я почему-то полночи не могла заснуть…

— Это оттого, что ты в одиннадцать вечера пила кофе в гостях, — заметила Сесилия. — Надо было сказать, чтобы тебе дали кофе без кофеина.

С раннего утра палило солнце; кончики травинок на лужайке уже побурели. Лето выдалось очень жаркое.

— Ты знаешь, родственница доктора, Клер, пригласила нас в свой домик на озере, — сказала Лауре Лилиан, — любезно с ее стороны.