Рассвет

«На Артура! — думала Маргарет, лежа на кровати Питера в сгущающихся сумерках. — Сын Артура… Но это не так… Чей же он сын? Ее руки сжались в кулаки, обручальное кольцо больно врезалось в кожу. — Еще одна боль, как ее вынести? Мое сердце разрывается от скорби по тебе, Питер! Ты слышишь меня, Питер? Но есть еще другой, он тоже мой, он всегда был мой, а я не знала… О Боже, сколько терзаний!»

Она все еще лежала на кровати Питера, когда в дом вошел Артур. Звякнули ключи, которые он бросил на столик в холле, и раздался его голос:

— Марджи! Марджи, где ты?

— Я наверху, сейчас спущусь.

Маргарет постаралась, чтобы голос ее звучал бодро; ей не хотелось расстраивать Артура. Она должна быть сильной, помочь ему в их общем горе.

Но прежде чем она встала, он уже поднялся наверх. Увидев, что она лежит на кровати Питера, он подбежал к ней и нежно обнял, утешая.

— Все эти годы… — прошептала она. — Наш Питер… Этим летом ему исполнилось бы девятнадцать.

— Да, да. До обидного короткая жизнь. И я уверен, что он знал. Знал, что ему суждено рано умереть.

— Скажи, можешь ли ты понять, примириться с тем, что он — не родной наш сын? Он ведь всегда был наш, наш! Как это могло случиться, Артур?

— Кто знает? Небрежная нянька перепутала браслетики с именами, вот и все. Это случилось, и случилось с нами.

— Я чувствую это как двойную смерть. — Она положила руку под сердце. — Ведь я выносила, вот здесь, того, второго. Мы будем искать его, Артур?

— Клиника Бэрнса закрылась много лет назад, — мягко возразил он.

— Где-нибудь сохранились списки, — настаивала она.

Он молчал.

— Скажи, ты что же, не хочешь узнать, Артур?

— Может быть, и не хочу, — с трудом выговорил он.

— Но почему? Я тебя не понимаю.

— Видишь ли… что хорошего может из этого выйти?

— Я хочу знать, — прошептала она, стараясь подавить подступающие к горлу рыдания, — хочу знать, в хорошей ли он семье. Может быть, он попал к дурным жестоким людям, или они — алкоголики. Может быть, он болен или даже голоден.

Артур выпустил ее из объятий и отошел. Он стоял спиной к ней, под дипломом Питера, висевшем на стене. Через минуту он повернулся и сказал ей:

— Даже если мы его найдем, — а ведь это все равно, что найти иголку в стоге сена. Если он вырос в плохой семье, то уже ничего не поделаешь. Мальчик взрослый. Слишком поздно.

— Все равно я хочу знать.

— Если же он попал в хорошую семью, то сколько людей мы растревожим — мальчика, его семью, да и Холли тоже. Вот она пришла, давай пойдем в свою спальню.

Холли вбежала в комнату родителей румяная, оживленная.

— Привет, папа! — Она поцеловала отца. — Не устал сегодня на работе? А я столько пропустила, трудно будет догонять.

— Ну, ничего, я помогу тебе, — ласково утешил ее Артур. — С латынью, наверное?

— Спасибо, папа, постараюсь справиться сама. Если понадобится, попрошу тебя.

Холли выбежала из комнаты родителей.

— Она — все, что у нас осталось, — печально сказал Артур.

— Все? А тот, другой? Ты хочешь забыть о нем?

— Нет, я не могу забыть о нем. Я думаю о нем с той самой минуты, когда мы узнали; думал о нем даже тогда, когда умирал Питер. Но я решил, что мы должны забыть, Маргарет. Принять как свершившийся факт, такой же непреложный, как смерть Питера, и попытаться жить дальше. Думать только о Холли.

— Я не знаю, смогу ли я, — прошептала она, и вновь разразилась слезами. — О, если бы Питер снова был с нами!

— Но он не вернется, Маргарет, — тихо сказал Артур. Он чувствовал ее боль, и это было словно зеркальное отражение его собственной боли.

«Да, — думала Маргарет, — двойная смерть, вот что это такое. Мы внесли тебя в этот дом, Питер, любили тебя, заботились о тебе и проводили тебя в могилу».

Вслух она сказала:

— Кто посмеет сказать, что он не был наш? Но тот, другой, «не наш», — неужели ты не захочешь его разыскать, Артур? Никогда не захочешь?

— Марджи, Марджи, «никогда» это слишком сильное слово. Дай мне подумать. Я устал и измучен, и сейчас ничего не могу решить.

ЧАСТЬ II ЛАУРА

ГЛАВА 1

Лаура Райс, или миссис Омер Райс, родилась в большом городке или небольшом городе между Миссисипи и Атлантическим побережьем. Городок был южным; зима теплая и такая короткая, что в феврале уже цвели золотистые нарциссы. В центре города проходила главная улица, на протяжении которой было несколько круглых небольших площадей со статуей какого-нибудь героя-конфедерата в центре, обычно на лошади. Вдоль главной улицы с обеих сторон тянулись добротные кирпичные дома. Дальше начинались предместья и такие же красивые и основательные дома были окружены зелеными лужайками и высокими деревьями, березами и дубами.

— Такой дом — ценное достояние, — внушала Лауре тетка, воспитывавшая ее с трех лет. — Он выстроен сразу после войны, в тысяча восемьсот семидесятом году. Когда будешь взрослой, поймешь. Кирпич цельный, не пустотелый, крепкий как камень. А черепичная крыша сейчас стоит бешеных денег.