Рассвет

Могила находилась под огромным дубом, и они молча сели в его тени, погруженные каждый в свои мысли. «Брат Тимми», — с горечью думал Том.

— Он любил музыку, — внезапно нарушил молчание Артур. — Ральф сказал нам, что вы играете на рояле, вам будет интересно узнать, что Питер всегда стремился попасть на концерт, если мы приезжали в город, где выступал крупный оркестр. Он знал биографии многих композиторов, мог отличить манеру одного дирижера от другого.

«Скоро они сделают из этого парня святого. Парень моего возраста, разница между нами всего в один день. Другая и ее муж держатся за руки, а на меня смотрят так, словно ожидают, что я вот-вот засмеюсь или заплачу, и я отворачиваюсь. Мам, ради всего святого, забери меня отсюда…»

— Вы проделали длинный путь, — заговорила Другая. — Давайте вернемся домой и перекусим.

— Нам пора возвращаться, — ответила Лаура.

— Сейчас всего четверть второго. Успеете перекусить перед дорогой. Кроме того, приедут мои родители, они хотели познакомиться с… со всеми.

В доме, когда они туда вернулись, находились три новых человека. «И этим необходимо меня рассмотреть», — подумал Том, увидев направленные на себя взгляды. Этими тремя были Фрида, бабушка, пожилая женщина с обесцвеченными волосами и коричневыми морщинистыми руками, постаревшая копия Другой; Альберт, дедушка, усатый человек, говоривший с сильным акцентом, и кузен Мелвин, ничем кроме своего большого носа не примечательный. «Все сходится», — подумал Том, глядя на нос.

Повторилась утренняя сцена — пристальные взгляды, слезы женщин, медленная с запинками речь людей, потрясенных невероятностью ситуации. К счастью, Маргарет быстро пригласила всех к столу.

— Мы с Холли сыграли партию в шахматы, пока вас не было, — объявил кузен Мелвин, ни к кому конкретно не обращаясь. — Потом она накрыла на стол. Как раз вовремя.

Столовая представляла собой просторную комнату. Все в ней — от полированного стола из тикового дерева, вместительного гармонирующего со столом серванта, стульев в китайском стиле до японских светильников — было новым. Одна стена почти целиком была занята окнами, и солнце заливало всю комнату.

На столе стояли салатницы с куриным, картофельным и зеленым салатами, вазы с фруктами, заливное, тарелки с горячими рогаликами и кексами. Лаура была поражена. Сколько же времени потратила Маргарет, чтобы все это приготовить.

— Накладывайте себе и рассаживайтесь, где хотите, — сказала Маргарет.

Лаура села рядом с Томом, а по другую сторону от него устроился кузен Мелвин. Аппетита у нее не было, но она все же наполнила свою тарелку, чтобы хоть как-то сгладить впечатление от невежливости Тома, который демонстративно ни к чему не притронулся.

— А ты, Том, совсем ничего не хочешь? — спросила Маргарет.

— Спасибо, нет.

Он знал, что они стараются не смотреть на него, но не могут удержаться. Неужели они думали, что он не замечает взглядов, которые они исподтишка бросают на него? Он не обращал на них внимания и не поднимал головы до тех пор, пока они не вернулись к своим тарелкам и своему словно заранее отрепетированному разговору, и тогда принялся в свою очередь рассматривать собравшихся.

Все они — старик с сильным акцентом, хорошенькая девушка с браслетами и старуха, говорившая что-то слезливым голосом — вызывали у него презрение.

— Мы так его любили, — говорила старуха. — Он был на редкость терпеливым, никогда не жаловался.

— Мама, не надо, — вмешалась Маргарет.

— Он был очень добрым мальчиком. Здесь он был счастлив. Я не могу смотреть на его рояль… его рояль…

— Мама, пожалуйста, не надо.

Старая дама всхлипнула.

— Ты права. Извините, мне действительно не следовало…

«Ах, сколько эмоций из-за этого их драгоценного Питера, — подумал Том. — Потащили маму наверх смотреть его комнату, повезли на кладбище. Свалились как снег мне на голову и хотят разрушить мою жизнь. И надеются, что я буду сидеть тут и вести с ними светский разговор и есть их пищу. Не буду я с ними разговаривать. Не буду и все тут».

И он с презрением посмотрел на Артура. «Сморчок какой-то по сравнению с Бэдом. Я люблю своего отца», — мысленно воскликнул он и ощутил самую настоящую боль в сердце. Напряжение было невыносимым.

Маргарет нутром чувствовала, в каком смятении находится Том. «Голова у бедного парня должно быть идет кругом. Его матерью все эти годы была Лаура, чудесная женщина. Что могу значить для него я? Захочет ли он когда-нибудь поближе узнать нас? О нем хорошо заботились, его хорошо воспитали. Я заметила, как он отодвинул для Лауры стул. Между двумя передними зубами у него крошечная щелочка, как и у Холли. Сможем ли мы лучше узнать тебя? Бедный Том. У меня самой голова идет кругом».