– Но что же делать, чтобы освободиться от шаблона? – спросила Алиса.
– Для этого, прежде всего, его надо изучать, то есть надо отслеживать в себе шаблонные мысли, стереотипные реакции, общественные мнения, привычки, обусловленные эмоции. Например, похвалили – радость, поругали – обида, то есть наблюдать за собой и еще лучше, когда это делает целая группа, так как со стороны-то виднее, с чем ты отождествлен, что тебя губит. И можно указывать друг другу на эти вмонтированные воспитанием механизмы, чуждые душе человека.
– Что же делать, если я их увижу? – спросил Андреич.
– Надо стараться отделиться от этого, увидеть со стороны, проследить, как эта болезнь проникла, через кого, через что. А еще лучше сутрировать ее до смешного и повеселиться самому над собой, так как смех – лучший способ растождествления. Всегда трудно отделиться от зла, если мы серьезно к нему относимся. Тогда из-под мусора и обломков шаблона начнет пробуждаться ваша индивидуальность, и к вам опять начнет возвращаться счастье и радость в жизни, потерянные в юности. Чувство важности, гордости собой, чванства, так и самосожаления, самоуничижения, подавленность – это костыли, подпорки, на которых держится это дьявольское приспособление, это шаблон, помогающий правящей верхушке держать всех в узде у демона, пить из нас кровь страдания. Это похоже на то, что здорового человека приучают ходить на костылях, говоря, что это модно, престижно, что все так делают. И он учится, а в это время его ноги атрофируются. И он уже не может начать сразу на них ходить, ему надо этому заново учиться. А это нелегко, это требует времени. Еще один бич – это чувство вины, которое нам специально привили, называя некоторые проявления греховными. Если бы нам внушили, что трогать кончик носа – грех, то мы бы боялись трогать его, стыдились бы этого желания, чувствовали вину. Так очень многие безобидные проявления человеку обозначили как греховные, например, нудизм. Маленький ребенок хочет ходить без одежды, она ему мешает, но ему прививают чувство вины, и он начинает стесняться своего тела, хотя во многих диких племенах люди ходят голые, и это ни у кого не вызывает проблему.
– Не заберут ли меня в психушку? – забеспокоился Андреич, – если я буду делать то, что захочу, даже если это не причинит никому никакого вреда?
– Вполне могут забрать, – подтвердила Ная. – Психушка – это одно из средств загнать человека в шаблон. Есть три выхода жить без шаблона: первый – это суицид, и сейчас эмо очень много говорят об этом. Второй – это быть отшельником, так как даже в монастыре будут навязывать свои шаблоны. А третий – это стать инлирангой, то есть актером и зрителем своей жизни. Инлиранг прекрасно знает шаблон в себе и в других, но для вида может сыграть нужную роль, чтоб быть адекватным в любых обстоятельствах. Но он знает, что это игра и остается ее зрителем. Он становится даже мастером такой игры и может конгруэнтно проявиться в любых обстоятельствах, создавая о себе нужное мнение и т. д., быстрее достигая той цели, которая ему нужна. Таким образом, он свободен от шаблона и в то же время мастерски воспроизводит любые нужные паттерны, умея перевоплощаться в бомжа и министра, священника и бандита, полицейского и клубного кутилу. Для этого он практикует санс-театр, где учится входить в любую роль не только внешне, но и энергетически. Допустим, если он играет Христа, то старается и сам в своем внутреннем состоянии соответствовать ему, быть в любви и благодати, нести учение.
– Нельзя ли обучиться Инлиранге? – спросил Руслан.
– Да, мы с вами будем осваивать ее. И прямо сейчас начнем играть санс-театр. Начнем с вас, Андреич. Вставайте на четвереньки и с лицом полного идиота ходите кругами.
– Я? Как? – удивился он. – Разве я могу?
– Главное – начать, просто действуйте.
Андреич неуверенно встал на карачки и, оглядываясь на всех, стал корчить рожи. Все заржали от нелепости происходящего.
– Стоп! – скомандовала Ная. – Андреич, наблюдайте, как сковывает вас шаблон, что вам мешает, скажите.
– Ну, чувство важности. Я же директор, страх осуждения, мне ведь нельзя, чтоб меня воспринимали, как дурака. Вдруг слушаться не будут, отвернутся компаньоны?
– Что ж, хорошее самонаблюдение, – сказала Ная. – А теперь сутрируйте важность, страх и посмейтесь над ними.
Андреич встал и, бья себя в грудь кулаком, уморно заявил:
– Я важный, очень важный. Все должны знать, как я важен.
И сам стал смеяться над нелепостью своего заявления.
– А теперь страх.
Он сжался и, оглядываясь на всех, запищал:
– Ой, боюсь, боюсь, не осуждайте меня.
Опять был повод всем посмеяться.
– Ну, теперь вы чувствуете зазор с шаблоном, и как он ввелся в вас, что вы считали себя своей ролью в фирме.
– Да, как-то легче стало. Я так сросся с ролью, что даже не видел, что это не я.
– А теперь давайте на карачки и будьте идиотом, – сказала Ная.
Андреич пополз и, уже ни на кого не оглядываясь, начал дурачиться по полной, что даже стало складываться впечатление, что он и впрямь того.