Рассвет на чужой планете

— Надо попробовать пить местную воду, — поделилась соображениями Валентина. — Тут еще нет всяких отходов. Да и растений и животных пока мало. Портить реку просто некому. Видела, как там мало ила? И как все просматривается? Если зайти поглубже, чтобы подальше от дна, и наполнять бутылку по чуть-чуть, можно зачерпнуть минимум грязи.

— А также возбудителей всяких болезней…

— … которых почти наверняка еще нет! Кому нужны вирусы, если некому болеть? Например, насморк… Держу пари, что здесь просто не успели появиться болезнетворные микробы.

— А я держу пари, что они тут есть. Микробы вызывают болезни животных. А животные тут есть. И они наверняка болеют…

— Но не тем, чем болеем мы! Здешней микрофауне с нами вряд ли получится совладать…

— Но если мы заболеем, нас невозможно будет вылечить!

Так, споря, девушки вернулись к капсуле, которую было видно издалека. Яркое оранжевое пятно с желтыми и фиолетово-лиловыми разводами. На фоне серо-буро-желтой каменистой равнины и редких пятен сизой растительности смотрелась капсула аляповато и нарушала стройную и суровую картину мира. Но на это и был расчет — чтобы спасатели издалека увидели цель их похода.

Солнце успело добраться до зенита. Было сухо и жарко. Валентина уже жалела, что мысль попробовать местную воду пришла к ней так поздно. Может быть, вернуться, пока не поздно? Но, с другой стороны, не стоило торопить события. Она и так попробовала моллюска. Пусть теперь Тиока отдувается. А то она дешево отделалась.

— Рози? — еще не доходя нескольких десятков шагов, окликнула девушка оставшуюся возле капсулы медичку. — Это мы! Мы вернулись!

— И даже с добычей! — не осталась в долгу Тиока. — Там такое водится… Было жутко.

— Но оно того стоило, — закончила Валентина. — Мы теперь не будем голодать. Там, у воды, столько живности можно найти!.. Кстати, мы тут прихватили кое-какие образцы местной растительности. Надо посоветоваться, можно ли их тоже есть? У тебя ведь в аптечке есть анализатор среды или обеззараживающие таблетки? А? Рози? Ты нас слышишь?

Ответом девушкам была гробовая тишина, и подруги вдруг остановились, переглядываясь. Обеих сразу посетило недоброе предчувствие — такая тишина не предвещает ничего хорошего.

Они остановились, не доходя нескольких шагов до капсулы.

— Рози? Рози, отзовись!

Тишина.

Подруги переглянулись. Валентина почувствовала, как судорогой свело желудок, словно моллюск именно сейчас, отрастив новые лапки, решил выбраться наружу.

— Не может быть, — у Тиоки запрыгали губы. — Она ведь не… Она ведь не м-могла…

— Не могла, — кивнула Валентина. — Она знает, что мы вернемся, и что мы будем беспокоиться. Она просто-напросто крепко спит. Так крепко, что из пушки не разбудишь.

— Ага, — кивнула Тиока.

— Тогда пошли?

— Ага, — подруга не двинулась с места. — Только ты первая, ладно?

Трусиха! Валентина сглотнула, усилием воли подавив рвотный позыв, и сделала несколько шагов.

Надо было обойти капсулу, поскольку место для спанья они оборудовали с другой стороны. И последние несколько шагов она прошла осторожно, тщательно выбирая, куда поставить ногу. Обогнула нос капсулы и…

— Нет.

Пальцы, сжимавшие узел подола футболки, разжались. Раковины посыпались на землю.

Рози каким-то образом ухитрилась сползти с лежака и добраться до борта капсулы, который оставался открытым. Более того, она невероятным усилием смогла дотянуться до аптечки и распотрошить ее. Женщина вскрыла упаковку успокоительного и съела все препараты. И сейчас она спала, неловко привалившись к борту капсулы. Спала последним, самым глубоким, сном. Спала и видела, наверное, того мужчину, чье имя ухитрилась успеть выцарапать на плотной сухой земле:

«Стив».

— Рози…

Не чуя под собой ног, Валентина шагнула вперед и опустилась на колени над телом медички. За ее спиной тоненько, монотонно завыла-заплакала Тиока. Звук был противный, он врезался в уши, как буравчик и хотелось прикрикнуть и заставить истеричку замолчать… но Валентине и самой хотелось завыть в голос от отчаяния и боли.

ГЛАВА 8

Сперва проснулось сознание и подало телу команду, что пора просыпаться. Потом очнулся разум, и от него полетел новый приказ — пока не подавать признаков жизни. Он был жив. Жив каждой клеточкой своего тела. Он ощущал свое тело, как и то, на чем оно покоилось, и что его окружало. И это было настолько подозрительно и тревожно, что разум громким голосом призывал к осторожности. Память, проснувшаяся чуть позже, с неохотой, по крупицам, выдавала информацию о том, что было до того, как…

Растущее напряжение…

Давление, которое плющило грудную клетку и не давало протолкнуть воздух в легкие…

Удушье. Жара. Боль в костях и мышках. Ломота суставов. Тяжесть, придавившая к креслу. Уплывающее сознание. Последнее усилие, попытка хоть что-то предпринять…

Толчок. Настолько сильный, что разум буквально вышибло вон. Последний проблеск мысли: «Конец…»

А вот и нет. Все продолжалось, но… где? И, самое главное, почему?

«Я жив!» — эта мысль была ясной и четкой. «Я жив!» — а дальше?