Читаем Рассвет над Москвой полностью

Саня. О славе рано говорить, Анюта.

Анюта. Не рано. Только додумай то, что я не додумала. Ты рекорд поставишь, один — другой. Хорошо. Нинка доклад о тебе сделает. Фотографии в цеху повесят. Ты, главное, не прогляди. Ткань-то надо выпускать такую, чтобы радость людям несла! Чтобы все фабричные наши голову подняли — вот что мы сотворить можем! Понимаешь?

Саня. Во сне вижу, Анюта! А ты скажи, только совсем откровенно: не будет тебе обидно издали смотреть, как чужие руки твоё дело делают?

Анюта. Ты, Санька, глупости не говори! (Вдруг задумалась.) А если и обидно? Я знаю, как с самолюбием совладать. Помогать тебе приду. Чем злее буду, тем подмоги от меня больше. Так-то по-советски получится! Верно?


Саня молча обняла подругу.


А вот матушка твоя не верит нам.

Саня. Думаешь, не горько мне? Странно мы с матерью живём. Очень я её люблю, и она меня, знаю, любит, а не понимаем друг друга. Или постарела мама?

Анюта. Постарела? Вот тётя Груня — на три десятка старше, а всё молодая. Когда фабрику нашу эвакуировали, Агриппина Семёновна подружек своих собрала, всех нужных людей нашла и на пустом почти месте производство наладила. Даром, что ли, бабушку твою хозяйкой на фабрике зовут? Да какая ещё хозяйка! Бухгалтерии не знает, так она план на машины считала. Позвонит ей начальство: «Сколько сегодня процентов?» Агриппина Семёновна поглядит в окно, посчитает грузовики и рапортует: «Проценты не считаны, а машин за место пяти шесть отправляю. А проценты ты уж, батюшка, сам выведи». Вот она какая, бабуля! А к станку подойдёт — каждую скатку на ткани заметит. Краска, говорит, блёклая, неживая, — оттенок ей, вишь ты, не нравится! Волосы седые, глаза молодые. Нет, Саня, не в годах причина.

Саня. Сама так думаю… (Упрямо.) И что ни говори — молодая она, мама моя!


Входят Гермоген Петрович и Дарья Тимофеевна.


Тётя Даша, какая вы нарядная сегодня! Какое чудесное кружево! (Рассматривает воротник на платье Дарьи Тимофеевны.) Это старинная работа?

Дарья Тимофеевна. «Вениз» называется.

Гермоген Петрович. Отличная вещь!

Саня. А что если сделать такой рисунок для нашей первой ткани? Как ты думаешь, Анюта?

Анюта. Ткань не кружево.

Саня. Но если взять рисунок? Посмотри, какой он чистый, прозрачный! Да вот жаль только — заграничный.

Дарья Тимофеевна. Это почему ж заграничный?

Саня. Так ведь сами сказали «вениз» — венецианское, значит?

Гермоген Петрович. Окстись ты, девушка! Да ты знаешь, какое это кружево? Объясни-ка ты ей, Дарья Тимофеевна!

Дарья Тимофеевна. Оно, верно, «вениз» называется. А почему? Его наши купцы под видом венецианского продавали, а скупали-то купцы его у деревенских баб да монашек.

Гермоген Петрович. По всей России эти кружева славились. Ты приглядись к нему, рисунок-то какой, угадываешь? Нет? Ну, слушай. Картин-то в монастырях не держали, образцов монашкам неоткуда было взять, так они узоры эти зимой с окон снимали. А в Венеции-то, поди, и морозов не бывает.


Саня и Анюта, обняв за плечи Дарью Тимофеевну и Гермогена Петровича, уходят с песней в лес. Автомобильный гудок. Входят Капитолина Андреевна и Звягинцев. Сегодня Капитолина Андреевна праздничная, помолодевшая, задорная. Звягинцев с восхищением следит за каждым её движением.


Капитолина Андреевна(задорно). Что, Антон, есть у вас на Байкале прелести такие?

Звягинцев. Приедешь — увидишь.

Капитолина Андреевна(посмеивается). Вряд ли в ваших краях буду.

Звягинцев. На экскурсию хотя бы. Байкал, знаешь ли, — восьмое чудо мира.

Капитолина Андреевна. На экскурсию? (Смеётся.) Ха-ха-ха! До чего неподходящее время!

Звягинцев. А чем неподходящее?

Капитолина Андреевна. Я и говорю: самая золотая пора для туристских походов, экскурсий, прогулок всяких. Разоденемся в цветастые шелка — и ну веселиться!

Звягинцев. А почему и не повеселиться? Делу — время, потехе — час.

Капитолина Андреевна(усаживается на пенёк). И что это за мужики пошли? Чудаки какие-то! Ты голубых песцов разводишь, парторг мой о тряпках многоцветных мечтает. Дескать, для вас всё это, для советских женщин. А вы спросили нас, советских женщин: до голубых ли песцов нам, до многоцветных ли тканей?

Звягинцев. И спрашивать нечего. Сам знаю.

Капитолина Андреевна. Э-эх ты, провидец! Время-то какое? Война кончилась, а пушки не смолкли.


Долгая пауза.


Перейти на страницу:

Похожие книги