Рассвет над Москвой

На шум из зала заседаний, раздвинув двери, вышел академик Иннокентий Степанович Рыжов. В его внешности нет ничего «артистического» — он скорее похож на ладного мастерового. Широкие крутые плечи, коротко остриженная голова, сильные руки. Носит очки в грубой железной оправе. Лицо в резких, глубоких морщинах.

Рыжов И. Что случилось? А-а, Бобров! Ваши проделки. (Смотрит на Саню, узнаёт.) Вы Солнцева? Учитесь?

Саня. Здравствуйте, Иннокентий Степанович.

Рыжов И. Учитесь, спрашиваю?

Саня. Нет, пока не учусь.

Рыжов И. Хотите учиться? Охотно дам рекомендацию. (Садится за стол, быстро пишет на широком блокноте.)

Саня. Спасибо, товарищ академик. Но мы не за тем. Познакомьтесь, пожалуйста!

Рыжов И. Ах, не за тем! (Закрывает блокнот, кладёт ручку в карман.) Бе-зо-бра-зие! У меня вот здесь (достаёт из кармана маленькую записную книжку) значится: «…ученица десятого класса восемнадцатой школы Александра Солнцева обладает незаурядными способностями…» Вы что же, пренебрегаете своими дарованиями? Думаете, ваше личное дело? Хочу — учусь, не хочу — танцы, пляски? Нет, голубушка уважаемая. Дарования суть народные достояния. Вам ясно? Нет, неясно. Слишком молоды, потому неясно. Никто вам не позволит манкировать своим общественным долгом. А впрочем, что мне с вами-то говорить? Давайте-ка телефон ваших родителей. Безобразие!

Курепин. Позвольте заступиться за Александру Солнцеву, товарищ академик…

Рыжов И. Что-с? А вы кто будете?

Саня. Секретарь парторганизации нашей текстильной фабрики товарищ Курепин Иван Иванович.

Рыжов И. Понимаю, понимаю. Сделать доклад на фабрике? Увольте. Занят по горло. Десять докладов в этом месяце. Сам сейчас от доклада сбежал. Обсуждают, знаете ли, вопрос «Проблемы композиции в свете современности». Нет, в самом деле, жалкий пейзаж третью неделю закончить не могу. А рабочий день у меня какой? С семи до часу и с трёх до двенадцати. Прямо поражаюсь, куда время уходит.

Из зала заседаний осторожно, на цыпочках, входит элегантный мужчина. Шепчет Рыжову: «Иннокентий Степанович, ваше отсутствие слишком заметно. Вы председатель».

Рыжов И. (шёпотом). К чертям, к чертям, к чертям! Ещё один доклад — и я петухом закричу! Я в конце концов больной человек. У меня кислотность пониженная, давление повышенное… Идёмте лучше пиво пить в буфет!

Элегантный мужчина, приложив палец к носу, делает пронзительное «Т-с-с-с!» и ещё более осторожно, бесшумно возвращается в зал.

Рыжов И. (Курепину). Резюмируем. Доклад я сделать не могу. Благодарю за приглашение. (Сане.) С вами я вообще разговаривать не желаю. Я позвоню вашим родителям и учиню скандал. (Игорю.) Вас приму. За сим разрешите откланяться. У меня заседание.

Курепин. Не смеем задерживать вас, тем более, что доклад (кивнув в сторону зала заседаний), очевидно, очень интересный. Одна лишь просьба к вам: на досуге посмотрите вот это… (Берёт у Игоря альбом, у Сани свёрток, кладёт на стол перед Рыжовым.) Простите за беспокойство. Пойдёмте, друзья!

Игорю и Сане не хочется уходить, но Курепин увлекает их за собой. Поклонившись Рыжову, они уходят.

Рыжов И. (тотчас раскрывает альбом и с огромным вниманием смотрит рисунки — так сосредоточенно, как умеют смотреть только художники и исследователи. Разворачивает свёрток — в нём ткани Аглаи Тихоновны. Проходит минута, другая, прежде чем он отрывается от них. Затем идёт к входной двери и громко зовёт). Нина Александровна! Только что от меня вышли трое. Будьте любезны, догоните и верните их! Езжайте на машине! Стойте, я сам догоню…

Секретарь. А они и не уходили, Иннокентий Степанович.

Рыжов И. Схитрили? (Выглядывает в приёмную.) Улыбаетесь? Прошу!