Рассвет над волнами

Якоб с удовлетворением следил за ловкими движениями электрика, высокорослого, с большими огрубелыми руками, легко разбиравшегося в десятках разноцветных проводков. Военный мастер помогал ему. Понимали они друг друга без слов. Капитан второго ранга Якоб знал, что матрос окончил технический лицей и имел высокую квалификацию. И Якоб почему-то подумал о том, каков был уровень образования матросов во времена его молодости. Были даже такие, кто только после призыва на службу выучился читать и писать. Сейчас все по-другому — у большинства матросов среднее образование. И все эти изменения произошли у него на глазах, на протяжении одной человеческой жизни…

Капитану второго ранга Якобу вспомнилось начало его военной карьеры. Военный лицей, где он учился, располагался в старой австрийской казарме на берегу Дуная. Мичман Куку говорил, что казарма эта построена еще до первой мировой войны, Отопление было печное. Бытовые условия тяжелые. Всего пять лет прошло после окончания второй мировой войны. Радиоприемник, который включали, чтобы послушать последние известия, представлял собой громоздкое сооружение. Радиотелеграфисты учились работать на аппаратуре, похожей на большой чемодан. Военная форма тех лет теперь бы показалась смешной и старомодной. И все же они осваивали военную профессию с большим энтузиазмом. Завтрак — хлеб, мармелад, кружка суррогатного кофе и — на занятия по судовождению, астрономии, математике. Тогда требования были гораздо строже. Возникало целое дело, если обнаруживалось, что курсант во время занятий читал роман или писал письмо девушке. А сегодняшняя молодежь совсем другая, более образованная, но и более избалованная, привыкшая к комфорту. Поэтому и служба в армии и на флоте не всем дается легко. Взять хотя бы его сына Кэтэлина…

Сын капитана второго ранга Якоба служил первый год срочную службу. Шел начальный период обучения.

Мать, увидев его впервые в больших начищенных ботинках пехотинца, расплакалась. Она стала настойчиво требовать от Якоба через знакомых сослуживцев устроить так, чтобы сына положили в госпиталь, пока «мальчик не ослаб окончательно». Чего только не сделают любящие мамы! И его жена добилась своего: Кэтэлина положили в госпиталь. Но там он не смог привыкнуть к диетическому питанию и быстро выписался.

Однажды Якоб поделился с женой, что отпустил матроса в краткосрочный отпуск. Она сразу запричитала:

— Как хорошо было бы, если бы и Кэтэлину попался такой сердобольный командир, как ты…

— Да вовсе я не сердобольный, — разозлился Якоб. — Не из жалости я его отпустил: у него сестра замуж выходит.

Раз в две недели, по воскресеньям, он ездил к сыну в Плоешти, где тот служил. Вез с собой целый чемодан бисквитов, шоколада, ананасового сока, книги, носки. В последний приезд дежурным по части был лейтенант, командир его сына. Увидев перед собой капитана второго ранга, лейтенант вытянулся, но, вспомнив, что перед ним отец одного из подчиненных, поприветствовал Якоба с явным налетом фамильярности. «Тебе потребуется не менее двенадцати лет, чтоб дорасти до моего звания», — подумал тогда Якоб. И все же, здороваясь с лейтенантом за руку, улыбнулся, ведь лейтенант был командиром взвода у его сына и от него кое-что зависело.

— Как дела?

— Какие дела? Служба, — пошутил лейтенант. — Вы приехали навестить сына? Парень хороший, пока никаких недоразумений…

— Приятно слышать, — сказал Якоб, стараясь пропустить мимо ушей это «пока».

— Подождите немного, я пошлю за ним дневального. Пожалуйста, посидите…

Якоб отказался от приглашения посидеть на деревянной скамье в маленькой комнатушке КПП. Он предпочел ждать на свежем воздухе, в нескольких шагах от входа, стараясь держаться подальше от проходивших солдат, которые, завидев капитана второго ранга, становились навытяжку, отдавая ему честь. Ждать пришлось около четверти часа. Раздутый чемодан он прислонил к стенке проходной. Потом он увидел, как по длинной аллее между казармами к контрольно-пропускному пункту бежит Кэтэлин в мешковатой гимнастерке, топая тяжелыми ботинками. Кэтэлин отдал честь, но не отцу, а лейтенанту, который был занят другими посетителями и не обратил на него внимания. Якоб обнял сына. От его одежды исходил легкий запах нафталина, пота и одеколона «Табак». Кэтэлин же смотрел не на отца, а на объемистый чемодан. Наконец он с нетерпением спросил:

— Привез все, что было в списке? И гантели?

— Я думал, этот чемодан меня доконает, — пожаловался Якоб. — Мама здорова, сожалеет, что не смогла сегодня приехать.

— Приедет в следующее воскресенье, если мне не удастся вырваться на трое суток… Хорошо, что сегодня дежурит наш. Сбегаю освобожу чемодан, а ты пока поговори с ним, — кивнул Кэтэлин в сторону лейтенанта, который в это время проверял содержимое сумки у старичка. — И вытащи меня отсюда на два-три часа в город.

Слова прозвучали не как просьба, а как настойчивое требование. «Во всем виновата мать, — подумал с досадой Якоб, — так воспитала… И я должен был как-то влиять на него…»