Рассвет пламенеет

— Никто не знает здесь лучше меня каждую сопку и каждую балку. Я вырос в этих местах. Меня знают, и я знаю людей. Кому передать обязанности в батальоне?

Василенко не нашел нужным ставить перед Рождественским наводящих вопросов, ни каких-либо условий. Он сказал:

— Инструкцию обо всех деталях получите у начальника разведки. Исполнение ваших обязанностей комиссара временно поручите политруку Бугаеву.

— Так и скажите Бугаеву, — добавил Киреев, — временно, до вашего возвращения.

Рождественский подумал: «Вон оно как! Все, оказывается, было решено раньше».

Полки дивизии к полудню значительно продвинулись вперед. Рождественский забежал на хутор и, закусив губу, замер, глядя на дотлевающую хатенку. Вблизи — ни одной живой души. И чем дольше вглядывался он в эти догорающие головешки, тем сильнее ожесточалось его сердце.

В саду на ветвях деревьев от огня судорожно корчились листья. На вишневых стволах, продырявленных пулями и иссеченных осколками, проступали смолисто-янтарные слезинки. Чуть поодаль под ветром покачивались золотисто-кудрявые ветки черемухи. Они словно кланялись долголетним, не одну весну расцветавшим вместе с ними подруженькам-вишням, увядавшим от дыхания огня.

Огонь не тронул плетня, отгораживавшего огород от дороги. На кольях, нанизанные на шпагат, висели вязки сушеных яблок. Внимание Рождественского привлек глиняный горшок, надетый на шест и прислоненный к плетню. Этот узорчато расписанный, знакомый с детства предмет живо и ярко напомнил ему об отце. Горшок оказался пробитым сбоку, но на нем сохранились надписи, сделанные отцовской рукой. «Человеку в степи жить не скушно», — гласила первая надпись. «Главное, чтоб у него была забота о своем деле».

Читая и снова перечитывая эту немудренную надпись, комиссар вспомнил трудовую жизнь отца.

Терский казак Тит Рождественский ко всем трудностям в своем бедняцком безлошадном хозяйстве относился как-то насмешливо; не отмахивался от них, но и не уходил с земли на побочные заработки. Он говорил сыну: «От моих ног корни в землю проросли. Зараз я верю, что наша сельская жизнь переменится. Вот только б поскорей стало побольше людей разумных. Откуда-нибудь они не придут, эти разумные люди. Должны бы тут повырастать. Иди, Сашок, учись, по новой дороге иди, не по той, по какой я плелся всю жизнь!»

Нестерпимо больно было глядеть на памятную, пробитую пулей вещь, нестерпимо ныло в груди. В горячей и чуткой тишине дня внезапно прозвучал женский голос. Рождественский оглянулся и увидел Магуру, идущую по тенистой дорожке с санитарной сумкой и с пистолетом, оттягивавшим ремень.

— Здравствуйте, товарищ комиссар, — издалека еще крикнула она. — Что это за вещественный памятник минувших веков вы изучаете?

Рождественский поставил на землю горшок и, поправляя пилотку, взглянул на женщину: легко шагая в хромовых сапожках, одетая в защитное, стройная и подтянутая, Тамара Сергеевна была чем-то взволнована.

— Вас кто-то рассердил, товарищ военврач третьего ранга? — поинтересовался Рождественский.

— Никто меня не рассердил. Неприятность маленькая. Была у начмедслужбы, предлагают мне… — Магура вдруг покраснела, обрывая ответ. — Александр Титыч, а где домик вашей мамы? Я не позабыла — вы говорили, помните?

Рождественский кивнул на догорающие головешки. Магура сразу поняла все.

— Этот?

— Да.

Они пошли вместе. Магура спрашивала о чем-то, но комиссар, напряженно думавший о семье, не слышал ее вопросов. Вышли в открытое поле. Справа, ближе к каналу «Неволька», чадили догорающие немецкие танки. Повсюду валялись стабилизаторы авиабомб. Впереди бесконечно простиралась тускло желтеющая равнина, с истоптанными травами, с чернеющими рытвинами траншей и опустевшими окопами врага.

— Как работает новая ваша медицинская сестра Кудрявцева? — неожиданно спросил Рождественский.

— Серьезная девушка, — подумав, сказала Магура. — Она все в первой роте, но мы видимся с ней. Очень серьезная девушка, — повторила она.

— Если она на санпункте, пришлите ее ко мне на командный пункт. Она, кажется, знает немецкий язык?

— Да, она говорила мне, что командование привлекало ее к работе в качестве переводчицы.

— Вот-вот, — весело произнес Рождественский. — Она-то и нужна мне. Пришлите ее срочно.

Магура недоуменно поглядела на него. Некоторое время она молчала, наконец, любопытство взяло верх. Она спросила с улыбкой:

— Красивая она девушка, правда?

— Извините, — вежливо, но сухо сказал Рождественский. — Все, что сейчас от вас требуется, — заключается в двух словах: выполняйте приказание!

* * *

Косые лучи заходящего солнца золотили степную траву. Низом тянуло сизоватую дымку. Конец страдного дня войны все еще был наполнен гулом, сотрясавшим землю.

Рождественскому предстоял трудный и опасный путь.

Лежа в траве, он изредка перекидывался короткими фразами с Рычковым и Леной Кудрявцевой, лишний раз с удовлетворением убеждаясь, что эти люди обладают трезвым разумом и достаточным, накопленным за время войны, опытом.