Рассвет пламенеет

Мельникову казалось, вот сейчас он произнесет: «А я поверил. Решили было использовать темную ночку». Но Симонов с напряжением думал о чем-то. Мельников осмелился положить конец тягостному молчанию:

— Товарищ лейтенант, командира батальона интересуют ваши конкретные предложения, как овладеть высотой 113.

— Я же говорю, моя рота, как на сцене, а противник будто в зрительном зале.

— Конкретней?

Рубанув кулаком по воздуху, Петелин сказал:

— Втихую, пластунами до верха. Ночка поможет! Разрешите?

Симонов любил задор, любил и Петелина за то, что тот продолжал жить неустанной мыслью о борьбе с врагом и о движении вперед. Скрывая улыбку, он ответил:

— Безымянную высоту накроем сегодня ночью. Но зачем же любой ценой? Главное — стремительность. Нагрянем скрытно, внезапно, без горлопанства! Наше присутствие на высоте должно произвести на противника впечатление полного разгрома. Но дальше высоты не идти. Ночь, увлекаться нельзя.

— Ясно, товарищ гвардии майор! — звонко ответил повеселевший Петелин. — Жизни своей не пожалею.

Симонов неодобрительно поглядел на него:

— И свою жизнь надо беречь.

Он приоткрыл край брезентового потолка, вгляделся в сторону сопок. Там, в темной дали, теплилась и медленно тлела бледная зорька. Разрывая тишину, над головами прошелестел вражеский снаряд, ухнул в ночи, как филин. Отвернувшись, Симонов продолжал:

— Враг не может не оценить безымянную высоту. Захватим ее — придется выдерживать отчаянную контратаку противника.

Однако Петелин уже рассеянно слушал его. Он был всецело поглощен мыслью о предстоящем бое. Словно подстегивало его что-то: скорей бы в роту.

Наконец Петелин вышел из командирской землянки. Крупными хрусталиками сыпался дождь. Свежесть ночи охлаждала разгоряченное лицо. Над степью шумел ветер, разгоняя облака и делая небо пегим. Под ногами шуршали корявые кустики, сбрасывая осенний мертвый лист. За расположением третьей и второй рот рвались мины, и гулкий гром их перекатывался с правого фланга на левый. Станковые пулеметы, захлебываясь, отсчитывали секунды. В сторону первого батальона, во тьму с высоты струились цветные ручейки трассирующих пуль.

Не заходя к себе на КП, Петелин пошел к левому флангу. Вблизи он расслышал сдержанный сторожкий хруст. Кто-то крался за ним, приминая хлопковые стебли, шелестя намокшей одеждой. Петелин резко присел, всматриваясь в черную пустоту, ловя загадочный шорох.

— Это я, товарищ лейтенант, — донесся тихий голос замполита Филимонова. — Иду, вижу — человек двигается. Думаю: кто же это здесь?

— Хотел было очередь дать, — отозвался Петелин. — А ты, собственно, куда шагаешь?

— Хочу поговорить с народом. Ночь, понимаете сами. Люди устали…Каждый день бои, каждую ночь в полусне. А человек — не машина. Пусть спят, но не все. Тьма, видимость — дрянь.

— Спать не придется.

Филимонов помолчал немного, потом спросил:

— Что, высоту штурмуем?

— Да. Симонов сказал, этой ночью накроем.

Филимонов молчал настороженно.

— Люди чертовски устали, — продолжал Петелин, — но знаешь, Филимонов, беру с финляндской пример. Вымотаешься, бывало, ляжешь в снегу, сразу уснешь. А тут команда: вперед! И сон как рукой сдергивало. Вперед, так вперед. В другой раз отоспимся.

В котловине перед холмом, где из песка торчали огромные камни, Петелина остановил окрик:

— Стой! Кто идет?

Назвав пароль, Петелин подошел вплотную, всматриваясь в лицо матроса.

— Не спите, товарищ Серов?

— На вахте…

— Скажи по совести, скучаешь по флоту?

— Скучаю, — признался матрос. — По дружку моему Митьке Вепреве скучаю. По морю скучаю.

— Что же ты не ушел в экипаж? Симонов предлагал.

— Нет уж, море потом. Я и в пехоте сердцем пришвартовался. — Помолчав с минуту, матрос вдруг оживился: — Я от Митьки письмо получил. Пишет: «Заштопали. Непробиваемым стал».

— Жив?

— А то как же? Жив, но харкает кровью. Пишет: «В госпитале тошнота».

— Слушай, Серов. Ночью атака.

— На высоту?

— На высоту. Взберемся, как думаешь?

— Ну почему же… Взберемся, раз надо.

— Мы тут пройдемся по окопам. Когда начнем, — дружно и без горлопанства.

— Вот это верно. Надо бы сначала тихой сапой. Потом и в рост. Будем из них пыль вышибать! Ожидать команду прикажете?

— Повзводно команда будет.

— Скоро?

— В два ноль-ноль.

— Хорошо, — Серов сунул руку в карман. — На секундер часы поставлю. Ротой или батальоном сразу?

— Батальоном. Сначала мелкими группами охотников, затем все…

Серов неторопливо вытащил нож и плавно взмахнул им наискось от левого плеча до колена. Он как бы спрашивал Петелина: «Так вот, да?» тот утвердительно кивнул головой.

XXXI

Ожидая комдива, Симонов изучал карту. Рядом с ним, склонившись, стоял Мельников. Лейтенант научился молча ждать, наблюдая. Как на смуглом лице комбата медленно играли желваки, точно он пережевывал что-то.

— Вы делаете мою работу, — не вытерпев, сказал Мельников. — Подготовить диспозицию — моя обязанность. Это делают начштабов.

Симонов разогнул спину, задумчиво посмотрел на Мельникова.

— А мне и дискурсивного рассуждения, дорогой мой, достаточно в нашем масштабе.

— Незнакомо мне это слово, — признался Мельников.