Рассвет пламенеет

«Ишь ты, характер показывает! — вздохнул он. — Эх, Тамара, Тамара…». И после, вспоминая ее походку, уже тогда, когда она скрылась за бугорком, он почувствовал, как сердце сжимается от тоски.

С еле заметной усмешкой он думал долго и нелегко: «Почему я стал относиться к ней или по-идиотски делать вид, что я отношусь к ней легко и просто, как ко всякому подчиненному, выделяя ее среди остальных лишь постольку, поскольку она женщина? Ее это раздражает, по-видимому. Не любят меня женщины, не любят!.. Потому что я слишком прямолинеен и грубоват. А им надо что-то непознанное, так сказать — загадочное. Вот Ткаченко — тот скрытен при них, — эх, черт!.. Должно быть, товарищ женщина, здорово ты любишь интригующее, одним словом, все то, что тебе самой непонятно. Ну, что ж, если она не может полюбить меня таким, какой я есть, — так и будет… А ковыряться во мне, доискиваться без конца, заслуживаю ли я ее любви, — хватит! Одним словом, если так — прочь от меня. Мне, брат, так: или все, или ничего не надо!».

* * *

В полдень, сидя в некотором отдалении от санпункта, Магура вспоминала деловые и частые разговоры с Андреем Ивановичем. «А пожалуй, я сама виновата, сама заронила сомнение в его сердце. Еще этот Ткаченко… Пусть он только явится, я теперь знаю, как поступить». И затем Симонов вновь встал перед ней, обыкновенный, немного рассерженный, но всегда справедливый. Ее злило, что разговоры с ним в лучшем случае заканчивались шуткой. «Что ж, будем на все это глядеть веселей!» — сама на себя мысленно прикрикнула она.

Она вскинула брови, усмехнулась.

— Уныние тебе не к лицу, Тамара, — вслух подумала она. — Не все еще рухнуло! — достав из кармана зеркальце и заглядывая в него, пальцем пригрозила себе: — Ах ты, старенькая, старенькая. А что же, скажешь нет, не старенькая? Двадцать семь — не восемнадцать лет. И к тому же — вдовушка! Да, да — старенькая, сознайся.

— Тамара Сергеевна, — крикнул ей Шапкин, — смотрите, уже несут!

Магура вскочила и крупным размашистым шагом пошла к санпункту, прошептав на ходу: «Безобразие, о чем размечталась!..». Еще издали она повелительно бросила Шапкину:

— Воду, мыло, полотенце, халат! Прокипятить инструменты!

— Все готово, товарищ гвардии военврач третьего ранга. Санпункт к приему раненых готов! — доложил Шапкин с таким сосредоточенным выражением лица, точно сейчас предстояла серьезная операция.

Это был только санпункт первой помощи. Тем не менее лечение раненых начиналось именно здесь. Главной задачей, которую перед собой ставила Магура и от успешного выполнения которой чаще всего зависела жизнь раненых, — было остановить кровотечение. «Первая опасность — кровотечение!» — всегда говорила она своим помощникам.

— Я не хочу вас, оставьте! — стонал раненый, отмахиваясь от Шапкина, подбежавшего, чтобы помочь санитару Лопатину поставить на землю окопные носилки. — Пусть посмотрит товарищ докторша… Она-то мне скажет…

Вымыв руки и вытянув их вперед, Магура командовала:

— Халат!

Когда ее одевали, она нарочно не глядела на раненого, делала вид, что ее не волнует его стон, что она совершенно спокойна.

— Шапкин, переложить на полевые… санитарные!

— Есть на полевые санитарные!

— Ранение?

— Пониже бедра, — доложил санитар Лопатин.

— Кровотечение?

— Все еще сильное.

— Выходное отверстие?

— Не обнаружено!

— Разбинтовать!

Подойдя ближе взглянув на перевязку, она тихо сказала:

— Ущемили кожу. Почему палец не положили на месте закручивания жгута?

Лопатин молчал, виновато моргая усталыми глазами.

— А это что за тампон? — увидев на ране сомнительной чистоты тряпицу, вскрикнула Магура. — Я вчера дала вам вату и стерильный бинт! Вы перевязывали, Лопатин?

— Он, товарищ доктор, он, — за перепуганного санитара ответил раненый.

Как только чуть приподняли накладку, Магула отметила: «Так, не венозное, а капиллярное, не паренхиматозное…».

— Шапкин, вы понимаете?..

— Неужели артериальное ранение? — с дрожью в голосе проговорил Лопатин.

— Жгут! — приказала она и в тот же миг двумя пальцами прижала повыше рану над бедровой артерией в паховом сгибе. — Я вам не прощу, Лопатин, если… — она пропустила слова «занесли инфекцию». — Вы позабыли правила антисептики!

У Шапкина было все наготове: и марлевая подкладка, и свитый полотняный жгут.

— Закручивайте. Так, еще… Ну!

Продолжая придавливать артерию, Магура смотрела на ногу пониже раны. Вдруг цвет кожи стал восковым, и Магура почувствовала, что кровь больше не пульсирует.

— Немного ослабить! Что же вы, Шапкин, не знаете, что ли, что слишком тугое перетягивание может привести к параличу конечности?

— Доктор, я не хочу… Товарищ доктор, ногу мне?! — умоляюще проговорил раненый.

— Все идет хорошо. Шапкин — йод, накладку, бинт.

— Есть!

И только после того, как раненый был перевязан и лежал, плотно сжав зубы, словно боялся приоткрыть рот, чтобы не вскрикнуть, Магура разогнула спину. На ее раскрасневшемся, потном и утомленном лице появилась радостная улыбка.

— Шапкин, мы еще одну жизнь спасли. Торжествуйте!

* * *