Рассвет Полночи. Херсонида

«Рассвет полночи»: история издания... 509 от их лица (см., напр., № 229-233), песни, идиллии, «мелкие» и «к случаю» стихотворения, во множестве содержащиеся в РП, плохо согласуются с репутацией Боброва как мрачного «певца ночей» и убежденного архаиста. В действительности он, видимо, был в меньшей степени чужд карамзинист- ской культуре, ориентированной на «дамский» вкус и малые жанры, чем об этом принято думать16. М.И. Невзоров, перепечатывая некоторые его «стихотворные мелочи» (в том числе «Надписи пяти любезным дамам», № 236-240), предлагал оценить хотя бы их, раз уж таковы вкусы «модных писателей», но при этом замечал, что у них «Груши да Амины составляют все богатство стихотворного ума, а у Боброва таковые надписи между прочими прекрасными его стихотворениями так, как несколько капель в Каспийском море»17. Следует отметить, что, размещая «нежные» стихотворения в конце третьей части РП (т.е. в качестве последнего раздела своей лирики), Бобров несколько отступал от сложившейся традиции: полагалось бы в последнем разделе поместить шуточные стихотворения, эпиграммы и т.п. «мелочи» - то, что в РП предшествует «Эротическим чертам...». Для автора это, видимо, имело определенное композиционное значение. В отличие от первых двух частей РП, третья целиком посвящена частной жизни, она говорит о «душе», причем в разных планах - как в возвышенно-религиозном, так и 16 В 1820-е годы, кажется, лишь А.А. Крылов замечал, что Бобров «приносил иногда жертвы Грациям и переменял важный тон своей лиры на игривый и нежный» (Крылов 1822. С. 457-458). Внимание позднейших исследователей «легкие» стихотворения Боброва вовсе не привлекали. Ср. замечание И.Н. Розанова: «Но все же оды - это лучшие его произведения. (...) И для сатир, и для любовных стихотворений Бобров оказался слишком тяжел и грузен» (Розанов И.Н. Ук. соч. С. 385). 17 ДЮ. 1811. №10. С. 123.

510 В Л. Коровин «домашнем» и «нежном». Стихотворения третьей части РП- это «занимательные часы для души и сердца». Метафоры «полночи» и «рассвета» (как и «зимы» и «весны») здесь тоже находят применение. В религиозно-дидактических стихотворениях они могут говорить о состоянии души, падшей и помраченной грехом, но уже становящейся на путь спасения (см., например, «Прогулку в сумерки», «Полнощь», «Утро» - № 101-103), в автобиографических - вообще о земной жизни и о том, что находится за ее пределом: Знать, вся лишь жизнь - еще рассвет, А полдня истинного нет. О небо! - там уже доспею; Там - в важной вечности - созрею... (№ 199, ст. 69-70) В «нежных» же стихотворениях говорится об одиночестве, отвергнутой любви, ревнивых подозрениях, ссорах и «рассветающей» наконец заре семейного счастья. Одно из последних «нежных» стихотворений озаглавлено «Торжественный час любви Миртида в конце июля» (№ 255), что должно напомнить об одах из первой части - «Торжественое утро марта 12 1801 года» (№ 21) и «Торжественный день столетия...» (№ 33). Это не случайность, объясняемая пристрастием автора к слову «торжественный», а сознательное сближение вещей предельно далеких и разных, проделанное в духе барочного «остроумия»18. В заключающем третью часть «Небольшом терпении Миртида» (№ 257) выражена Еще одно любопытное соответствие, призванное скрепить единство трех томов лирики Боброва: в первом стихотворении третьей части (№ 100) говорится о творении мира, о воздвижении его из первозданного хаоса и тьмы, что внимательный читатель должен соотнести с открывающей РП «Столетней песнью...» (№ 1), где речь идет о «сотворении» России Петром I.