Рассвет после ночи

Идея понравилась, хотя тоже была рискованной, но другого варианта не было. Долго не мешкая, двинулись в путь. Под покровом темноты подошли к месту, где велись раскопки. Георгис отправился на разведку и долго не возвращался. Костас с Никосом заподозрили неладное и уже стали волноваться, когда появился запыхавшийся студент. Он рассказал, что виделся с Андреасом Киру и тот сообщил, что вечером здесь побывали агенты тайной полиции: строго проверили документы, спустились в подземные коридоры и предупредили, чтобы о всех посторонних и подозрительных лицах немедленно сообщать, а невыполнение этого приказа повлечет за собой наказание, вплоть до расстрела.

— Но Андреас Киру готов помочь нам, — пообещал студент. — Правда, есть одна неприятная деталь. Утром прибудет начальник, но Андреас сказал, что мы будем в подземном лабиринте, а туда тот боится нос сунуть. В лабиринте ведет работы группа эллинистов-англичан. Руководит какой-то мистер Джекобс, прекрасно знает греческий. Андреас переговорил с англичанином, и тот обещал надежно спрятать нас в подземелье.

Это рискованно, — возразил Костас. — Довериться иностранцу, которого мы не знаем?

— Я знал одного Джекобса, — заметил Никос. — Тоже эллиниста. Но не археолога, а литератора, знатока Байрона.

— Андреас Киру говорит, что это очень надежный человек, — сказал Георгис. — Но решать, конечно, нам.

— Может быть, сначала встретиться с Андреасом и с англичанином, по отдельности, конечно? — спросил Костас.

— С Андреасом устрою, а насчет англичанина надо узнать, — ответил студент.

Минут через пятнадцать Костас, оставив Никоса в укрытии, уже разговаривал с Андреасом, который показался ему надежным человеком. Андреас даже не поинтересовался о третьем товарище, проявив редкую деликатность в такой сложной ситуации, когда рискуешь собственной жизнью. О Джекобсе Андреас сказал, что это брат известного байрониста, участника движения Сопротивления в Греции, хорошего знакомого многих деятелей эллинской культуры.

— Да, я слышал… слышал, как поет Никос Ставридис, — дипломатично начал Костас, но Андреас перебил его:

— Ставридис? Какое совпадение! Брат нашего Джорджа Джекобса в большой дружбе со знаменитым певцом. Еще со времен Сопротивления. Между прочим, своим именем Джордж — он обязан старшему брату, который назвал его в честь Байрона.

Костас сделал вид, что этот разговор его не интересует, и спросил в упор:

— Товарищ Киру, я слышал о вас много хорошего, поэтому поймите меня правильно, речь идет о товарище, за безопасность которого я отвечаю. Андреас, можем мы гарантировать товарищу…

— За подземелье где работает Джордж Джекобс, могу взять на себя полную ответственность перед вашим товарищем и кем бы то ни было.

Андреас расстегнул несколько пуговиц на фланелевой рубахе. На белой майке у сердца алело крохотное пятнышко, похожее на каплю крови. Костас различил в алмазном отсвете миниатюрного значка профиль Ленина и три буквы «КПГ». Еще что-то спрашивать, уточнять у человека, такого же коммуниста, как Костас или Никос Ставридис, было излишне. Костас крепко пожал руку Андреаса и прерывающимся от волнения голосом произнес:

— Наша задача, товарищ Киру, становится общей.

— Но должен, к сожалению, предупредить, дорогой товарищ, что подземелье — только место для надежного укрытия. Что-либо предпринимать сейчас очень опасно. Нужно переждать хотя бы дней пять-шесть, пока полицейские ищейки не покинут наш район. Что-то они усиленно разнюхивают. Нельзя давать им повод ни под каким видом и предлогом. Лабиринт должен быть вне подозрений. Это распоряжение товарищей. Я в ответе за это перед…

И он показал на свой значок.

Подземелье напоминало лабиринт. Они спустились в темные, пахнущие морской сыростью каменные коридоры в сопровождении очень похожего на героя «Пиквикского клуба» англичанина — мужчины средних лет, который шел впереди с высоко поднятым фонарем, ни на кого не глядя и не разговаривая. После долгого и трудного перехода в узких коридорах англичанин, наконец, остановился, прикрутил фонарь, сказал по-гречески, что здесь его гости будут в полной безопасности, а связь будут поддерживать только с ним.

В просторной комнате, куда они вошли, пахло сеном. Костас взял у англичанина фонарь и подкрутил фитиль: между двумя колоннами, подпиравшими свод, лежала сухая трава — готовая постель для гостей, на единственной каменной скамье стояла глиняная посуда. И неожиданно в гулкой тишине раздалось:

О, Греция, восстань!
Сиянье древней славы
Борцов зовет на брань,
На подвиг величавый…

Никос был поражен. Эти стихи люби читать его старый друг Джекобс.

И как же чертовски похож этот приземистый, кругленький, с пышными рыжими бакенбардами и усами англичанин-эллинист на своего старшего брата, который, защищая греков, угодил в жаркие пески Аравии, навек сохранил дружбу с Никосом, Еленой, афинскими эллинистами! О, как хотелось воодушевленному байроновскими стихами певцу окликнуть, вернуть брата своего давнего друга, сказать ему спасибо за все!