Рассвет тьмы (СИ)

— Все в порядке? — тихо спросила я и улыбнулась абсурдности своего поведения. Кот лениво мигнул и снова уставился в окно, изредка прижимая ушки, будто что-то слышал. Я не удержалась и, подойдя к нему, вгляделась в темень ночной улицы. Сначала ничего особенного не заметила — дома, как дома, деревья, как деревья. Но вскоре различила несколько теней на ветвях деревьев. Вороны, черные, как сама тьма, с горящими янтарными глазами. Они смотрели по сторонам, крутили головами, синхронно и организованно, но с постоянной периодичностью их пугающие взоры обращались на мой дом. И каждый раз я невольно холодела, сталкиваясь с ними взглядами.

Выпрямившись, но, не отворачиваясь от тихих, никому не мешающих дозорных птиц, я погладила Персика. Издав короткий мурлыкающий звук, кот потерся головой о мою ладонь.

— Это всего лишь фамильяры, — успокаивающе произнесла я. И, хмыкнув, добавила:- Следят за порядком, стерегут улицу, охраняют сон и жизни магов. А Мишель и Лорелея пытаются убедить меня в том, что они отошли от дел.

Вдруг меня осенило. Наверняка фамильяры следили и за домом Саммер. Может, они поджидают убийцу? Что, если попробовать пообщаться с ними? Конечно, попытки поговорить с воронами со стороны будут смотреться, слабо говоря, безумно, но все средства хороши, когда дело касается расследования убийства. Есть вероятность, что они видели убийцу…. Или хотя бы помнят ежедневный маршрут Саммер.

Додумать я не успела — в кухню спустилась Мишель с измученным видом и пустым стаканом в руках. Я обернулась.

Оправив волосы, сестра окинула меня оценивающим и в то же время отрешенным взглядом. Но я ее разочаровала. Или, напротив, порадовала. Как бы то ни было, интерес она ко мне потеряла довольно быстро.

— Ты как раз вовремя, — выдохнула она, наливая воду из графина в стакан. — Захвати носовых платков, да побольше!

— Так все плохо? — скрестив руки на груди, я прошлась по кухне в сторону лестницы. Мишель вяло пожала плечами.

— Ума не приложу, сколько в ней литров слез еще осталось…. Поможешь мне уложить Монику спать? — сестра невесело усмехнулась, а в следующую секунду ее лицо озарила злорадная улыбка:- я ее немного напоила.

Я вздернула бровь.

— Насколько немного? Говорить Моника в состоянии?

Мишель отставила графин и одарила меня долгим взглядом, и я чуть не скисла под его тяжестью.

— Что ты хочешь у нее выведать, Эш?

— Расспросить про Кеннета. Я сейчас как раз из его дома.

Сестра вытаращила глаза, но не издала ни звука. Я решила воспользоваться ее замешательством:

— Он убит при тех же обстоятельствах, что и Саммер. Я должна поймать связующую нить, ухватиться за нее и выяснить, что объединяет двух магов и их смерти!

— Не считаешь, что это жестоко? — громким шепотом поинтересовалась побледневшая Мишель. — Тебе в голову не приходило, что твоей старшей сестре нужна поддержка?

Я, нетерпеливо подпрыгивая, с мольбой в глазах посмотрела на нее. С минуту понаблюдав мое детское паясничество, сестра скривилась и закатила обреченно глаза.

— Считай, что я согласилась. Тешу себя одной только мыслью — что твое бессердечие кому-то во благо, — она направилась к лестнице, неся перед собой полный стакан воды и чудом не расплескивая его. — К тому же, в состоянии Моники, ей будет приятно любое проявление интереса к личной трагедии.

Я бесшумно похлопала в ладоши и посеменила за Мишель. Так бегут за старшей сестрой, которая пообещала дать поиграть со своей любимой игрушкой.

Моника сидела на диване в красивом цветастом платье до колен, теребя в руках носовой платок. Тушь для ресниц потекла, а попытки сестры стереть разводы под глазами не пошли на пользу, только все лицо измазала. Как только я переступила порог комнаты, то мгновенно ощутила плотную, как утренний туман, силу Моники. Она заполняла помещение, как ванну теплая вода ванну. Боль выплескивалась из нее импульсами силы, которые я чувствовала кожей. И я точно знала, какова она на цвет — золотисто-оранжевая, как лучи закатного солнца.

Мишель расположилась на полу перед Моникой, скрестив ноги и поставив перед собой стакан с водой. Я же направилась к дивану. Когда остановилась рядом со старшей сестрой, в глаза бросилась несвойственная ей бледность и темные, почти черные круги. Глаза сестры поблекли, обесцветились. Болезненные синяки, будто из Моники уходила жизнь. Моргнув, я посмотрела на нее вновь, но наваждение прошло. Тушь для ресниц, ничего более.

Опустившись на диван, я закинула ногу на ногу и сложила руки на коленях. Всхлипывая, Моника смотрела мимо нас, а я подбирала нужные слова. Нельзя спрашивать в лоб о бывшем любовнике, сыгравшем в ящик — стоило быть мягче и деликатнее, чтобы не ранить и без того ранимую сестру. Неужели Странник был прав, и я не способна любить даже родных? Он настолько хорошо меня знал?