Рассвет в забвении (СИ)

Тина скривила губы и застенчиво повела плечом, не желая говорить, затем неудовлетворённо приложила карандаш ко лбу (она всегда так делала, когда была недовольна результатом). Себастьян лениво вздохнул и резко встал с кресла, затем нахально заглянул под руку Тине.

Прямо перед ней на столе стояла ваза с фруктами, скатерть хитроумно задрапирована в художественной небрежности, но на холсте ничего этого не было: вместо изящного натюрморта Моран увидел громоздкую задумчивую фигуру мужчины в кресле.

- И зачем? – с удивлением тугодума поинтересовался он.

- Ты меня вдохновляешь, – просто и сердечно ответила Тина, убирая с лица белёсую прядь волос. Себастьян заострил внимание на блёклых пятнах пасмурного света, что замерли на её тонкой шее и выпирающих ключицах. – Мне показалось, что ты смотришься очень поэтично там, в лёгкой тени угла комнаты. Я люблю, когда на лице мужчины ясно видно внутреннюю умственную работу… И ещё у тебя черты казались мягче, чем обычно, когда ты напряжён и готов весь мир облить грязью.

Моран самодовольно хмыкнул и вновь обратил взгляд на холст. Ему хотелось вглядываться в каждый штрих, дабы угадать за ним чувство, с которым он нанесён на бумагу. Затем он посмотрел на Тину. Она тоже рассматривала свою работу, и во взгляде её читалась критичность к себе и здравая самооценка.

- Я всё равно профан в искусстве, в живописи ничего не смыслю, – с досадой сказал он.

- Я могу научить тебя, – без тени бахвальства ответила Тина, приподняв голову, чтобы заглянуть Себастьяну прямо в глаза, и осторожно взяла его руку, поднося указательным пальцем к одному из элементов на изображении. – Вот видишь, тут… – начала она.

Он ощутил её скользнувшее горячее дыхание на своей шее. Когда Тина отвернулась, снова обратив взор на рисунок, Себастьян чуть наклонил голову вперёд, и его нос и губы коснулись её волос. В сладостном забытье он несколько раз прогладился чертами своего лица о мягкие пряди и застыл в немом восторге. Увлечённая рассуждениями Тина ничего не почувствовала.

В последний вздох августа Тина улетела в штат Вашингтон, они с Теренсом собирались провести неделю на берегу озера Кушман*. Муж остался на пару дней в Калифорнии, нужно было довести до конца кое-какие дела, так как без Джима ему не так-то просто давалось ведение бизнеса, и он с нетерпением ждал возвращения друга и сестры из их затянувшегося путешествия.

Конец августа не баловал здешние места солнцем и тёплой погодой, вместо неё – морось, промозглый ветер и туманная заволока, опутывающая кедровые леса или висящая тяжёлым клубом над озёрной гладью.

Но Тина обладала сердцем художника, ей любая погода была мила. К тому же прохладу она любила больше жары: можно было достать из шкафа любимые безразмерные вязаные вещи, уютно укутавшись в них, обуть ботинки с толстой подошвой и овечьей шерстью, вооружиться термосом с горячим имбирным чаем и отправиться в сырую даль пешком. Они с Леони часто отправлялись в походы по выходным, нехотя беря с собой Теренса, который уже через день начинал скулить, ибо больше любил городской пейзаж и удобства каменных джунглей с их общественным транспортом, закусочными, ночными фонарями и развлекательными центрами.

В этот день она собиралась на одну из таких любимых ею прогулок. Теренс снял через интернет для них симпатичный деревянный домик у озёра. Живописное место: от порога дома до самого края воды тянулся мостик из самодельных досок, а при взгляде на противоположный берег было замечательно видно дремлющие, окутанные усталым туманом горы Олимпик.

Звук мотора на улице. Уверенные шаги. Резкий стук в дверь.

Тина наскоро зашнуровала ботинки и подошла к входной остеклённой двери – на пороге стоял Себастьян. Она отворила ему и с нескрываемым удивлением уставилась на приятеля.

- О, вот так новость… Не ожидала.

- Я от Теренса узнал, что ты здесь. Но вот ему лучше ни слова, что я тут, – он заговорщически приложил указательный палец к губам. – Соскучился. Вот-с, решил, так сказать, почтить визитом.

- Ой-ёй-ёй, что это вынудило вас, сэр, столь изящно изъясняться? – весело ответила на его реплику Тина, делая пригласительный жест.

- Я же сказал – соскучился.

Моран одним движением руки приложил на макушке влажные волосы и двинулся внутрь. Встав посередь гостиной напротив камина, он оценивающе окинул взглядом комнату. В тишине потрескивали дрова, испуская спасительный жар; Себастьян подошёл ближе к камину и протянул к нему закоченевшие красные руки.

- Хочешь ча… ну, в смысле, тут и бурбон есть, – вспомнила Тина с улыбкой.

- Меня даже почему-то бесит, что ты меня так хорошо узнала за почти четыре месяца! – хамовато бросил Моран, но без злобы.

- Не спеши, не так уж хорошо я тебя и узнала, – Тина заботливо налила в стакан бурбона. – В сущности, ты как дремучий лес – тёмный и полон тайн, но с тобой дышится легко и свободно.

«Вот я бы никогда не смог так складно сказать, как она говорит. Выходит, папаша мой был прав – я бездарность и тупица».