Рассвет. XX век

Обошлось. Если Герберт и пострадал, то преимущественно душевно. Даже его манерная трость не сломалась — он пристроил её на коленях, его пальцы периодически отсутствующим жестом гладили её, словно он пытался найти утешение в знакомой вещи.

Покушавшийся на него автомобиль, само собой, давно умчался в неизвестность. Водитель чёрного Ford Model T образца 1917 года [1] даже не подумал остановиться и объясниться, несмотря на запоздалые истерические трели свистка, в который дул краснощёкий полицейский, регулировавший движение. Непокорность машины вызвала у него раздражение, которое он захотел сорвать на участниках инцидента у него под рукой, то есть на нас. Моей улыбки хватило, чтобы он подавился словами и безмолвно записал показания; после этого я намекнул ему, чтобы он опросил зевак и оставил нас в покое. Он безропотно подчинился.

Толпа, не получив кровавого зрелища и испугавшись перспективы общения со стражем правопорядка, рассосалась. Я вернулся к Бошу, который так и не поднялся с мостовой.

При моём приближении он поднял голову. На губах его появилась кривая ухмылка.

— Чертовски занятное дельце, — сказал он. Вытер пот со лба. — А я и не подозревал, что такой паникёр! Мне бы отскочить, но я, как услышал визг колёс, застыл в ступоре. Да что там ступор, меня будто паралич хватил! Я не религиозен, но тут почудилось, что этот чёртов клаксон — самые настоящие иерихоновы трубы. И пальцем не получалось шевельнуть, хотя вроде и ужаса особого не было…

Он яростно взлохматил волосы.

— Выдрать бы эту трусость с корнем! Слишком уж неприятное открытие.

Если я правильно оценил ситуацию, то с Бошем тоже поработало Существо. В отличие от меня, прошедшего курсы противодействия ментальному воздействию и умевшего управляться с псионической энергией, Герберт был беззащитен перед фокусами сущности. Я внутренне выругался. Вот что бывает, когда расслабишься на работе. Слишком хорошо все шло, слишком. Впредь нужно утроить бдительность.

— Вы перенервничали, это бывает, — отозвался я. — Естественная реакция организма. Кто-то, угодив в стрессовую ситуацию, замирает, а кто-то делает ноги. Некоторые же умудряются дать опасности в нос — совершенно рефлекторно! Но все эти ответы рождены страхом, что абсолютно нормально. Попытайся мы избавиться от страха, вмешайся в отточенный процесс реагирования — в надежде вырастить суперсолдат или ради ещё какой-нибудь глупости, — то мы лишь утратим часть инструментов, позволивших нам как виду покорить природу. За тысячи лет существования человечества оно приобрело немало полезных навыков. Ими просто нужно овладеть сознательно. Полагаете, я не боялся, когда мчался на вражеские траншеи — да что там, когда спасал вас?

Бош стрельнул в мою сторону быстрым взглядом и цокнул языком:

— Нет, вы не боялись. Не могу себе представить, что в вас живёт страх, герр Кляйн.

Тем не менее моя воодушевляющая речь подбодрила его. Он поднялся на ноги и скептически осмотрел свою одежду. Она пребывала в плачевном состоянии — немудрено после того, как он как следует повалялся на дороге. Бош вздохнул и принялся отряхивать от грязи брюки; их это не спасло.

— А ведь то, что произошло, не смахивает на случайность, — произнёс я, наблюдая за реакцией Герберта.

Тот ничем не выдал, что уловил намёк.

— В столице полно болванов, которые, впервые садясь за руль, воображают себя великим гонщиками. И то, что у них в карманы набиты деньгами, этому заблуждению скорее способствует. Это и впрямь не случайность, это — попустительство городских властей!

— Верно… Но я не слышал, чтобы такие лихачи гоняли при свете дня, в час пик, в центре Берлина — хотя бы из-за оживлённого трафика и патрульных на каждом углу. Куда проще оторваться в предместьях или на просёлочных дорогах. Сейчас крестьяне уже не бросаются на машины с вилами.

В Берлине строго следили за порядком на улицах. Это было неизбежно. Никакой разметки и светофоров ещё не изобрели, только-только появились первые дорожные знаки. Пешеходы, велосипедисты, автомобили, кареты и тягловый транспорт — все они с равным успехом могли рассчитывать на главенство на улице. В этих условиях скорость, с которой дозволялось водить машины в городах, не превышала пятнадцати километров в час [2]. Фактически их уравнивали в этом плане с лошадьми. Из мчавшегося же форда выжали не меньше шестидесяти — то ещё достижение, если учесть характеристики этой колымаги, а также то, что шофёру приходилось избегать медлительных и громоздких повозок, других, законопослушных автомобилистов и подчас непредсказуемых пешеходов, среди которых попадались играющие дети.

— Вы чересчур рационально мыслите, герр Кляйн, — сухо отозвался Бош. — Не ищите чёрную кошку в тёмной комнате, ведь её там нет.

— Вот как? Значит, мне привиделось и то, что голову наш лихач заблаговременно обмотал шарфом, оставив открытыми лишь глаза. А также то, что он не сбавил скорость, когда заметил вас. Кажется, он её даже набрал…

— Не ходите вокруг да около, — прервал меня Герберт. Ему мои подозрения не понравились.