Рассвет. XX век

Эта концепция обосновывалась позиционным характером войны, она не учитывала городских боёв и активных наступлений. А уж если пулемётные гнёзда выбивали мортирами или снайперами, позиции становились очень уязвимы для контратак. Солдаты слишком сильно зависели от пулемётов, чтобы эта доктрина приходилась им по душе, однако альтернативы ведению боевых действий таким способом никто не предлагал.

Но прогресс не стоял на месте. Соседние страны развивали свои технологии. В отличие от немцев, те же русские пытались внедрять на фронте новые идеи. Так под конец войны у них появился автомат Фёдорова — справедливости ради, редкий гость на фронте, где господствовали трёхлинейки, однако штурмовики, вооружённые им, в теории были способны вести огонь на подавление куда лучше, чем солдаты с болтовками. И хотя гипотетически предварительным размягчением позиций должна была заниматься артиллерия, а прикрытие — дать пулемёты, часто солдаты стреляли из болтовок на бегу к новым рубежам. В подобных ситуациях винтовка со скользящим затвором не могла обеспечить адекватной боевой плотности огня.

К слову, как ответ автомату Фёдорова и выступила Sturmgewehr 23. В качестве прототипа выступил образец с винтовочным 7.92×57 мм, однако я и сам прекрасно понимал, что для автомата необходим новый патрон. Иначе никакого свинца с латунью не напасёшься — расход неизбежно будет выше. К тому же стрельба очередью из такого автомата будет неизбежно отбивать плечо при долгом использовании, несмотря на встроенные в приклад амортизаторы.

Проект промежуточного патрона хранился у меня вместе с остальными чертежами для передачи Беку, однако сильно я на него не рассчитывал. Объективная реальность заключалась в том, что переделать существующие заводы под новый тип патрона — дорого, долго и не встретит большого понимания у промышленников на этом этапе. А Sturmgewehr 23 с 7.92×57 мм и Sturmgewehr 23 с условным 7.92×33 мм или того хлеще 5,45×39 мм — это совершенно разные винтовки по удобству применения. В идеале, разумеется, перехватить распространение промежуточного патрона и создать единый проект для унификации с советским вооружением, но это задача не на ближайшее время.

Публика подобралась благодарная. Воевали в зале собрания все, кроме детей, а потому и вопросы их интересовали практические. Сколько весит? Далеко ли бьёт? Как быстро откажет? Что с эргономикой? Легко ли снимается магазин? Универсальна ли обойма? Насколько высока точность?

Пощупать новинки захотели многие, пришлось пустить образцы по рядам. Первым их изучил Бек:

— А что за наросты с прорезями на стволах? — спросил он.

— Дульный тормоз с компенсатором. Помогает справляться с отдачей и уменьшает подброс.

— Кажется, я что-то подобное читал у американцев… Не так давно они представляли доклад в свой Конгресс насчёт оптимальности наличия дульных тормозов на орудиях, но там обсуждалась артиллерийские установки на поездах…

— Уверяю, американцы не так плохо воюют, чтобы не прислушиваться к их словам! Наш «Ultima ratio regis» [3], увы, не выручил рейх на поле боя.

— А вы полны сюрпризов, герр Кляйн. Сюрпризов и передовых разработок, — заметил Бек. — Хотя Sturmgewehr 23 в текущей его реализации выглядит… не самым практичным решением. И я сомневаюсь в надёжности обеих моделей.

Он передал образцы дальше. Фрейданк немедленно завладел ими и организовал линию, чтобы все желающие могли их потрогать, я же остался с Людвигом.

— Я постарался упростить конструкцию, насколько это возможно в кустарных условиях. На фабрике удастся оптимизировать её дальше, у меня есть наработки, но и так винтовки выдерживают попадание грязи. Мы проверим это чуть позже, на стрельбище.

— Наработки?

Я протянул Беку папку с чертежами. Он открыл её и начал листать. Почти сразу его брови взметнулись вверх в крайней степени удивления.

— Это… амбициозно.

— Я был бы крайне рад, если бы вы передали мои идеи наверх. Я считаю, что они принесут пользу. Но если вы полагаете, что немецкому оборонному комплексу нечего улучшать, то у меня есть соображения и насчёт оборудования мирного времени. Скажем, улучшение насосов в химической промышленности…

Рука Людвига, которой он переворачивал очередной чертёж, вздрогнула. Он поднял на меня холодный взгляд.

— На кого вы работаете? На французов? Это провокация, чтобы обвинить нас в нарушении версальских ограничений?

Логика в словах Бека имелась. Моя история была шита белыми нитками. Чем выше я поднимусь по вертикали власти, тем глубже под меня начнут копать. Я рассчитывал, что объяснение, к которому они придут, не будет включать моей поездки в застенки тайного отделения. Ценными специалистами нельзя разбрасываться.

— Я работаю на всеобщее благополучие. И на то, чтобы Германию не растащили на куски западные страны.

— Вы из тех, кто выступает за сближение с востоком?

— Если того потребуют обстоятельства, — обтекаемо выразился я.

Людвиг вздохнул и похлопал по папке.