Рассвет. XX век

Ему не хотелось встречаться с этим ублюдком, если тот каким-то чудом одолеет двух вооружённых и мотивированных штурмовиков. Его штурмовиков. Его будущего боевого крыла. Надо только разделается с поганцем Фрейданком…

Мечты о том, как он завладеет «Сообществом», успокоили Эрика, и он перестал ёрзать на стуле. Поймал очередной раздражённый взгляд от хозяина паба — тому не нравилось, что посетитель за целый час больше ничего не заказал.

Эрик унял острый порыв вскочить и треснуть злосчастной кружкой по его толстой морде. И что этот чёртов поляк позабыл в Германии⁈ Но рабочие вокруг не поймут его справедливого негодования; этот проклятый народец не заботили национальные проблемы. Ещё, чего доброго, вступятся за проклятого Polack [2], как за своего. Воистину, интернационализм приведёт к краху страны, с горечью подумал Эрик. Одним махом допил пиво, поднялся и вышел на улицу, пообещав себе, что как-нибудь обязательно вернётся сюда с большой компанией.

В лицо ему ударил порыв холодного ветра, и тревога накатила с новой силой. Белёсый туман поглощал мир на расстоянии вытянутой руки. На миг Эрик представил, что где-то там, в неизвестности, прячется эта скотина, этот безмозглый увалень Кляйн — терпеливо выжидает, когда он утратит бдительность…

Эрик передёрнул плечами, сбрасывая с себя липкий страх. Кляйн — всего лишь жалкая деревенщина, повторил он про себя в тысячный раз. Его нечего бояться. О нём должны позаботиться. Никому не позволено бросать тень на безупречную репутацию честного пруссака и патриота.

Но где же эти двое? Почему они задерживаются?

Не в силах унять нетерпение, Эрик похромал в сторону станции. Из-за дрянной погоды подагровая нога вела себя отвратительно. Он успел сделать дюжину шагов, прежде чем на его плечо легла тяжёлая рука — нет, лапища, под весом которой он чуть не упал.

Сердце Эрика рухнуло в пятки.

— Добрый вечер, герр Флюмер, — прогудел низкий голос, и Эрик безотчётно, сам не сознавая себя от ужаса, повернулся к его обладателю.

Тот одарил его улыбкой, при виде которой Эрик мгновенно пожалел, что не находится за тысячу километров и пять лет отсюда — да хоть бы и в руинах Вердена в разгар бомбёжки. Эта чудовищная ухмылка обещала ему невыразимые мучения.

— Я тут наткнулся на ваших друзей, — продолжил Кляйн, — и они были так добры, что сообщили мне о вас. О том, где вы… и обо всём прочем.

— Н-не понимаю… — заикаясь, выдавил Эрик.

— Я не о том, что вы приказали меня убить, герр Флюмер. Об этом я способен догадаться и так. Я имею в виду ваши секретики. Ваше грязное бельё. Вы не поверите, в чём согласны признаться люди, если их как следует порасспросить.

— Вы… с кем-то путаете! Я ничего не знаю! Я их не знаю!

— Что, вы даже не обеспокоитесь их здоровьем? — насмешливо спросил Кляйн. — Не переживайте, ваши соратники живы. И готовы повторить то, что поведали мне, перед собранием нашего союза.

В голове Эрика заметались лихорадочные мысли. Что конкретно известно этому изуверу?

— Как думаете, обрадуется ли герр Фрейданк сведениям, что помощник нашего уважаемого казначея с вашего попустительства прикарманил членские взносы? И не просто прикарманивал, но делился с вами и вашими… товарищами? Ваш друг… Йонас, кажется?.. участвовал в передаче денег и приносил поддельные бланки на подпись.

Эрику слегка полегчало. Если это всё… такое можно пережить. На слово Кляйну не поверят, ну а Йонас — известный болван, мало ли что он наплёл. Потребуется серьёзное разбирательство, в ходе которого все следы финансовых махинаций успеют подтереть, а даже если что и всплывёт, то Фрейданку придётся простить эту мелочь. Брали они немного, так, пошиковать на особых собраниях своего крыла, а взамен «Сообщество» получало покровительство полиции. Если Эрик разыграет карту с необходимыми выплатами начальнику комиссариата, то историю живо заметут под ковёр, ибо подставлять шею под гильотину дураков не сыщется.

— О, вы полагаете, что это всё? — хмыкнул Кляйн, и у Эрика мороз побежал по коже. — По сравнению с откровениями Тобиаса ваше воровство — сущая мелочь.

— Я н-н-не…

— Он в красках описал мне, как вы познакомились одним вечерним вечером на прогулке к Нойер-зее [3].

Горло Эрика будто перехватило тугим обручем. Он больше не мог издать ни звука. Ему показалось, что земля у него под ногами закружилась, словно он оказался посреди карусели.

— Вы встретились у Ландверканала, на мосту Лихтенштейн. Вас связал общий интерес, который вы немедля опробовали в парке…

Эрик затряс головой, как припадочный.