Ответ на письма - не на все, только на два - пришёл к середине осени. Райнер вцепился в смятые листочки, читал их вслух под взглядом Сартена, не хотел с ними расставаться. Да, облавы, да, наступили тяжёлые времена, многие погибли или были схвачены - уже не узнать... Кому-то удалось уйти далеко, и вот - они всё же живы, они будут выбираться, ждите...
И он ждал. Он хотел, чтобы они добрались и ощутили безмолвный дар старого поместья: тишину и покой, надёжность и чувство, что ты - дома. Он не хотел думать о том, что это может быть - не для каждого, что, возможно, старый дом сам выбирает, кому отдавать свой уют... Райнер просто хотел поделиться тем, что с таким трудом обрёл сам.
В ту осень рано повалил снег, и дорогу к поместью замело, они как будто оказались на острове посреди чистого белого океана, а потом снова потеплело, жёлтые и зелёные листья осыпались на снег, но местами он так и не сошёл до самых морозов. Сартен стал жаловаться на холод, и, пока давило ожидание, Райнер устроил в его комнате камин. Живой огонь завораживал, посмотреть на него приходили немногие оставшиеся слуги-лондар, а по комнате разливалось тепло. Сартен часто теперь сидел в кресле, Райнер закутывал ему ноги пледом, и если бы не регулярные переливания, то можно было обмануть себя: да, у нас снова мирное время, ничего не было, беда приснилась или незаметно прошла мимо, а когда - никто и не заметил...
***
Он услышал песню днём, сквозь сон, - странный голос вплёлся в видения, стал частью их, возвращался всё время к одной и той же ноте, и от мелодии приходило ощущение светлого простора, напоённого солнцем. Он не хотел просыпаться, не хотел, чтобы песня исчезла, боялся, что это только сон, - но всё же открыл глаза... а мелодия осталась. Она звенела где-то неподалёку, тихо, чтобы не потревожить и не разбудить, но всё равно жила - потому что не могла не жить.
Райнер слушал, как заворожённый. Люди... Кто-то из них, очутившись в тепле, под крышей, защищённый от зимы, вспомнил давнюю песню из невозможного мирного времени... Если подняться и прийти, то голос умолкнет, настанет смущение, - так можно петь только тогда, когда никто не слушает и не оценивает, когда душа летит... Человечество всегда хотело летать и потому устремилось к музыке: полёт телесный возможен только с помощью неуклюжих приспособлений, а как же хочется - самому...
***