Рассветный шквал

Весь путь от правого берега Аен Махи, где осталась вторая половина его людей, до предгорных холмов он ждал нападения, памятуя о непревзойденном мастерстве сидов устраивать засады и ловушки для потерявших осторожность преследователей. Сколько охотников, вожделеющих обещанной за голову Мак Кехты награды, позабыли об этом и вдосталь напитали своей кровью пересохшую землю? Не счесть. Поэтому, несмотря на разъезды, охранения и прочие меры предосторожности, все петельщики, от капитана до последнего рядового, ждали атаки. Ждали, что лесную тишину нарушат слова команд на певучем древнем наречии. Ждали щелчков самострелов и свиста каленых дротиков. А повседневное ожидание боя куда страшнее самого боя.

Но засад все не было и не было. Казалось, Мак Кехта потеряла обычную осторожность и перла на север напролом, не разбирая дороги и не слишком-то заботясь о сокрытии следов. По пятам за ней гнал свой отряд Валлан, но, как ни старался, отставал на два-три дня. Опытные следопыты во главе с Лабоном вели петельщиков по малоприметным знакам как по писаному, но ускорить движение не могли.

Это мог сделать только примкнувший к отряду южанин, уроженец Приозерной империи. За что Валлан готов был простить ему все, что угодно.

Изначально выученик Соль-Эльринской Школы был принят ко двору Витгольда на должность целителя, но король настолько недоверчиво относился к любым попыткам вылечить себя, что юноша (впрочем, какой там юноша? – ровесник капитана петельщиков просто казался моложе своих лет из-за щуплого телосложения и привычки брить усы и бороду) остался без дела, затосковал и охотно отправился с Валланом в далекий поход. Имени, как и у любого человека, посвященного жрецами в сан, у него не было. Только прозвище – Квартул, указывающее на положение в чародейской иерархии. Не самое низкое для недавно разменявшего третий десяток.

Ручей, обнаруженный разведкой, протекал по дну неширокой лощины меж двух расплывшихся, как дрожжевое тесто, холмов, чьи склоны густо поросли лещиной и терном. Журчащая по розовато-кремовым камням ледяная и чистая, подобно горному воздуху, вода заставила лошадей в нетерпении рваться вперед, жадно раздувая ноздри.

– Шагом!

Валлан быстро оглядел свое взбодрившееся воинство.

– Спешиться! Подпруги ослабить!

Усталые наездники грузно соскакивали на землю, радуясь возможности размять затекшие ноги, и продолжали движение, ведя коней в поводу. Дать припасть к холодным струям разгоряченным после долгой скачки животным означало почти наверняка их потерять. Вначале заполыхают внутренним жаром стенки копыт, а нестерпимая боль кинжалом вонзится в ноги несчастных. Кони захромают, а потом и вовсе обезножат. Лягут. И даже веселин, поклоняющийся Отцу Коней, вынужден будет нанести удар милосердия, перерезав яремную вену.

Поэтому опытные воины не спешили к водопою, стараясь отшагать скакунов, дать им отдышаться и остыть. Колонна распалась на пять кругов по десятку лошадей в каждом. Старшие над кругами десятники знали и строго придерживались сложного ритуала, сопутствующего отдыху. Часть бойцов водили по два коня – высвобожденные таким образом люди уже разводили два костра, наполняли походные котлы, а также передавали шлемы с хрустальной, ломящей зубы влагой продолжавшим водить коней товарищам.

Жрец, как и капитан, были, конечно же, освобождены от мелочных забот по обустройству лагеря. У них хватало других дел.

Валлан вытащил из приседельной петли секиру – неразлучную спутницу его походов – и решительным твердым шагом, будто и не было гонки от рассвета до полудня, направился осматривать окрестности. Лабону он, само собой, доверял, но своим глазам доверял больше.

Его спутник со вздохом уселся прямо на теплую землю, запустив по локоть руки в снятый со спины лошади вьюк. При этом он морщил лоб и кусал губы, отгоняя прочь неприятные мысли, а обведенные темными кругами, свидетельством усталости и недосыпа, глаза скользили по верхней кромке лесного шатра. Пальцам, ловко перебирающим содержимое сумы, помощь не требовалась.

Валлан подошел неслышно, как призрак. Призрак Быстрой Смерти с секирой наперевес.

– Ты готов, чародей? – сквозь звеневшую в голосе капитана повелительную сталь пробивалась крохотным, почти незаметным ростком заискивающая нотка.

Тонкие пальцы извлекали из вьюка и, освободив от оберегающих в дороге кусков густого медвежьего меха, раскладывали на нежной траве матовые фигурки лошадей и человечков. Словно детские игрушки, вырезанные без лишних изысков, но каждым штрихом, каждой самой мелкой деталью передававшие жизнь и движение. Поверхность статуэток, некогда гладкую, покрывала сеть мелких трещинок, сливавшихся кое-где в заметные щербины. Некоторые подверглись большему разрушению, некоторые – меньшему.

– Ты готов?

– Да. – Не поднимаясь, Квартул кивнул.

– Так что же ты медлишь?

– Не спеши – доедешь к сроку. – Светло-голубые глаза цепко глянули снизу вверх на заслоняющую полуденное небо фигуру капитана.

– Что-то я не пойму, жрец, у тебя что-то не заладилось с этими игрушками? – набычился петельщик.