Растения рассказывают

Бассейн Днепра прекрасно охарактеризован за тысячелетие в сводке Г. И. Швеца 1972 г. Но в этой работе Г. И. Швеца делаются очень осторожные выводы об изменениях в стоке. Основной же вывод работы заключается в том, что за семь последних тысячелетий и высокие и низкие половодья Днепра были в пределах "современных колебаний", но заметно некоторое преобладание, особенно около 1100 г. и во второй половине XII в., сухих и теплых аномалий.

Второй период (XIII - XVI вв.) характеризуется понижением температуры, преобладанием суровых и многоснежных зим. Одновременно с этим в сообщениях того периода много говорится и о частых засухах, что дает основание считать этот период контрастным. Исторические сведения: нашествие татаро-монголов, укрепление их в Крыму, постоянные набеги на лесостепные районы, разорение городов и сел - "заслоняют" все остальное в этот период. На картах XV в. лесные массивы изображались вдоль рек. Возможно, увеличение залесенности шло за счет отсутствия постоянного населения. О берегах Дона в 1389 г. было написано: "Бысть же сие путное шествие печално и унылниво, бяше бо пустыня зело всюду, не бе бо видети тамо ничтоже: ни града, ни села; аще бо и быша древле грады красны и нарочиты зело видением места, точью пусто же все и не населено; нигде бо видети человека, точию пустыни велиа, и зверей множество: козы, лоси, волцы, лисицы, выдры, медведи, бобры, птицы, орлы, гуси, лебеди жарави, и прочая; и бяше все пустыни великиа"[21]. Поразительно, что в это время в Печерском монастыре под Киевом выращивали виноград.

Третий период (XVII - XIX вв.) выделяется обильным увлажнением лесостепи, разрастанием лесных массивов. При взгляде на карты тех времен поражает обилие полноводных рек, обширных озер и лесов. Остатки лесных массивов именно этого периода давали основание исследователям XIX - XX вв. говорить о былой извечной залесенности лесостепи. Так, сведения по лесам XVII - начала XIX в. дают основание говорить об отклонениях в сторону увеличения увлажненности и похолодания, на что указывает и анализ конкретных сведений о суровых зимах и половодьях. Стоит заметить, что "старые дубы" в степи, прирост которых был проанализирован в конце XVIII в., появились в начале и конце XVII в. Для подтверждения сведений обычно ссылаются и на путешественников, проезжавших в те времена через юг России и тоже оставивших записи о лесистости. Но эти путешественники могли видеть и пойменные леса. Однако в XVIII в. залесенность в целом была выше современной, посадки энтузиастов лесоразведения в степи оказались удачными. Поколения перестойных деревьев стихийно появились в 1740 - 70-х годах, хотя и в этот период отмечалось сокращение лесов, частые пожары, и деревья местами резко снижали прирост. Обилие остатков судов по несудоходным рекам и речушкам поражало исследователей XIX в. И. Л. Майков сделал вывод, изумлявший в свое время многих, что даже в XVI и XVII вв. такие реки, как Самара, Волчья, Кринка и Миус, были еще судоходны.

Карты тех времен, изображавшие обилие полноводных рек, тоже должны рассматриваться не как фантазия картографов или их особая манера рисовки водотоков. Но большинство исследователей относило это полноводье рек и обилие лесистости вообще к более древним временам, на что имеются веские возражения. Проведенный анализ позволяет утверждать, что этот период начался в конце XVI в. и был наиболее ярко выражен в XVII в.

С середины XIX в. начался четвертый период, выделяющийся в целом постепенным снижением увлажненности, повышением контрастности температур, что позволяет сопоставить его с первым периодом.

Свидетельств о былой залесенности луговой степи Северного Предкавказья гораздо меньше, и есть даже противоположные мнения. На картах XV - XVIII вв. в этих местах показаны лишь отдельные лесные массивы. С картографическими материалами XVII - XVIII вв. находятся в полном соответствии и сообщения очевидцев. "Растительность эта, как свидетельствуют о том исторические документы, рассказы стариков и наблюдения над современным распространением ее остатков, покрывала густыми полосами строевого леса долины рек, спускаясь далеко в их низовья... Ставрополь прямо назывался "черным лесом"; по Егорлыку леса на север Доходили до Безопасной. Множество названий деревень Указывают на исключительное богатство той или другой растительности: Темнолесье, Чернолесье, Круглолесье, Дубовка, Березовское... да и такие названия, как Медвежье, Медведка, Птиченское, даны были, конечно, не зря народом этой местности... Многочисленные утверждения стариков о богатстве ключей и рек водою, сохранившиеся предания о том же среди кочевников подтверждают исторические сказания, как Калаус и Кума добегали до Каспия..."[22] Далее отмечается, что доныне в венцах домов можно видеть гигантские бревна "дубов и вязов" в два обхвата.