Растлённая

Оля следила за листочками, их кружение отвлекало. Не надолго, но это получалось. Когда же ее отвлекало что-то другое, приходили прежние мысли-картинки. Их было много, и они наслаивались друг на друга. Казалось, они спешили показать себя, будто своенравные модели, неуверенные, что до них дойдет очередность выхода на подиум. Среди них попадались наиболее яркие и, значит, наиболее болезненные. То, как Оля уходила из подвала в прошлую пятницу. Как ее ноги расползались в стороны, как она спотыкалась, не в силах видеть сквозь пелену слез. Голос соседа, обманчиво ласковый, утверждавший, что они никому ничего не расскажут, если она снова придет к ним. Утверждавший, что ею будут пользоваться только они, а не парни со всего района.

Эти картинки сменили более блеклые. Она приходит домой, игнорирует семейный ужин. Как ни странно, родители не требуют присоединиться. Ей даже не приходиться врать насчет головной боли или еще чего. Она валится на кровать и лежит, не раздеваясь, всю ночь. То ли спит, то ли бредит наяву. Какая-то дрянь время от времени сменяется темной комнатой, некоей составляющей бездны, куда Олю столкнули много-много жизней назад. Лицо учительницы по биологии сменяет рыжее, безбровое лицо, горячие влажные руки раздвигают ее ноги, прижимают ее тело к пыльной обивке дивана. Ее плач и чье-то сладострастное сопение глушит музыка группы “Гости из будущего”, рвущейся из близких колонок.

И снова картинки поярче.

Стас, ставший после подвала чем-то далеким и нереальным. Снова появляется Стас. Родители на даче, сама Оля существует вне мира, где есть выходные с сестрой и ее бой-френдом, но этот мир остается самой что ни на есть реальностью. И хотя Оля раздавлена, не пытается вымолить свободу и вообще никак не сопротивляется, это не избавляет ее от всевозможных видов секса, от созерцания, как этим занимаются Стас и ее сестра, от держания свечки и обмахивания полотенцем их потных тел.

Их свирепость бесконечна, кажется, что у них был пост, пока Оля отсутствовала, но вечером они уходят, не пытаясь оставить ее пленницей, даже не предупредив, чтобы она не вздумала уйти в их отсутствие. И она лежит у себя в комнате. Ночь, затем весь воскресный день, плохо понимая, что Стас и Влада могут вернуться в любой момент. Лишь когда с дачи возвращаются родители, что-то пробуждается в ней, и она благодарит Провидение, что их не опередила сестра.

Теперь она живет на самой глубине, в кромешной тьме, куда почти никто не спускается. Нет там никого, и это жутко, но и дарит возможность остаться незамеченной. Еще немного, и окончательно испортятся отношения с подругами. Как им объяснишь, почему в последнее время она не в силах поддерживать обычный разговор? Даже с близкими людьми? Между тем потребность в этом растет. Не в силах кому-то рассказать о своей жизни, она чувствует, что присутствие рядом живого существа, не угрожающего ей насилием, позволит ей выжить, не замереть на самом дне в ожидании вечной неподвижности. Кто-то нужен ей, как нужен кислород, вода, пища. И желательно тот, кто ее почти не знает. Только так она сможет хоть как-то начать общение. Но это нереально, у нее нет таких дальних знакомых, с которыми она может начать сближение.

Она пыталась молиться Всевышнему, как говорила Татьяна Анатольевна, но каждый раз ее прерывал собственный плач. И она не могла сдержаться. Картинки острыми осколками вспарывали молитву, будто теплую, приятно пахнущую, растягивающуюся пасту. Вспарывали молитву, после чего вспарывали что-то внутри, оставляя ноющий, кровоточащий след. В одиночку она не могла справиться. Между тем всегда могло стать еще хуже. Всегда.

Сосед, которого звали Гена, встретил ее вчера возле школы. Оле вдруг стало стыдно, она испугалась больше всего, что с этим парнем ее увидят одноклассники и учителя. Наверное, поэтому она подчинилась и не стала кричать, отбиваться. Рыжий на всякий случай заметил, что о ней “узнает весь Ритм”, если она не пойдет с ними. Они смотрели на нее злыми глазами. Видно, рассвирепели, что уже среда, а она к ним не явилась. Дважды, вчера и позавчера, Оля выжидала на остановке отца и, как бы случайно встретившись с ним, шла домой вместе. Парни, сидевшие на соседнем подъезде, провожали ее давящими взглядами, но ничего не могли поделать.

И вот решили ее опередить, встретить из школы. Перед домом девушка попыталась ускользнуть в свой подъезд, но рыжий схватил ее за кофту. И снова никого не было рядом. Ритм, самый крупный район города, был пуст, словно выжженная земля.

Они завели ее в подвал, и хотя их было трое, не пятеро, ей снова было больно, мерзко и… страшно. Самым сильным чувством по-прежнему оставался страх. Они ее не выпустили, хотя она плакала, умоляла их, и спустя час начали по второму разу.