Повисает тишина, которую нарушает лишь стрекот кузнечиков и жужжание шмелей. Наблюдаю за бабочками, бесшумно и легко порхающими от цветка к цветку. На одних они задерживаются чуть дольше, на другие садятся лишь на краткий миг.
— Ладно-ладно, — Фрейза взмахивает тонкой рукой, словно делает мне великое одолжение. — Я расскажу тебе о проклятии Хольмгера.
Удивленно смотрю на богиню.
— Ты разве не об этом меня просила?
— Об этом.
Раз уж она сама предложила, глупо отказываться. Тем более, что мне интересно, чем так провинился предок Райнхольда перед божеством.
— Это случилось далеко после истории с Оддом. Смертных последователей расселили по разным мирам и стерли им память, чтобы понизить концентрацию черных душ, дать им возможность перевоспитаться и избежать лабиринта.
— Один из предков Райнхольда был такой душой?
— Верно. Очень давний предок. Как ты понимаешь, он успешно справился с испытанием. Ему помогла женщина.
— Он влюбился?
— Именно так. Любовь наполнила его душу светом, озарила мрак. Далеко не у всех это получилось, но особенно был высок процент излечения у тех, у кого Одд отнял свет против их воли. Все же, невозможно заставить душу насильно творить зло, не подпитывая её при этом тьмой постоянно, — богиня грустно усмехается. — Но это, скорей, очередное отступление от основного рассказа. Как я уже говорила, Хольмгер и Темпус — сыновья старейшины, одного из великих. Только поэтому Темпусу простили его мезальянс со смертной ведьмой, от которого появились дети, наделенные новым видом магии. До аминаристов только боги могли взаимодействовать с душами. Хольмгер рос разумным ребенком, но иногда бывал слишком вспыльчивым. В каждом из нас уживаются жестокость и милосердие. Когда пришло время, Хольмгеру и еще нескольким его товарищам было передано управление Лираэллией. Это был самый молодой мир из созданных, но его жители уже успели пройти несколько этапов, самое время было привнести в магию. Настоящее раздолье для юных богов, которым нужно набираться опыта. Историю становления Лираэллии ты знаешь, она более-менее правдива. Опущу эту часть.
Фрейза задумчиво смотрит на меня, а я только сейчас замечаю, что у нее очень необычные глаза. Радужка поделена на сектора, сочетает в себе сразу несколько цветов: серый, синий, карий, лавандовый, зелёный и оранжевый. Выглядит крайне странно, но в то же время притягательно. Хочется вглядываться в её глаза, находить все новые оттенки.
— Хольмгер из тех, кто любит накинуть на себя личину смертного. По его словам, это нужно для того, чтобы лучше понимать людей, знать их мнение о себе. Но я думаю, что он просто развлекается таким образом, зная, что в любую секунду может показать свою истинную сущность, перепугав до смерти какого-нибудь нерадивого человека. Смертные ценны своими эмоциями, ведь наши за столетия жизни выцветают так сильно, что мы почти перестаем испытывать их.
— По Темпусу и не скажешь, — снова вспоминаю бога, обожающего дурацкие мантии.
— Он пошел против закона, но встретил свою настоящую любовь. Год от года она лишь крепнет, не теряя своей пылкости. Это поддерживает в нем огонь эмоций. Увы, но не всем так везет.
— Как это? — даже подскакиваю от удивления. — Патриция же была смертной?
— Неужели ты думаешь, что бог, обладающий властью над душами, позволил бы любимой умереть спустя всего лишь полторы-две сотни лет, которые отмерены ведьме? — Фрейза выглядит такой удивленной, что невольно хочется извиниться за свое невежество. Едва сдерживаю порыв, напомнив себе, что не так уж я давно знакома с магией и божественными сущностями, чтобы все знать о них. — Ты, кстати, общалась с Патрицией, она составляла для тебя композицию из аромамасел, которая пришлась тебе по вкусу.
Перевариваю новую для себя информацию. А ведь Патриция тогда показалась мне совершенно неземной. Цвет ее глаз, необычный для человека, голос, странные намеки. Я была слепа, когда сразу не догадалась, что передо мной божественная сущность. Но у меня есть оправдание. Мой страх перед будущим, метания от Райнхольда к Клаусу, множество новых для меня знаний, магия, к которой я не привыкла. Все эти вещи занимали меня гораздо сильнее, чем девушка, которую я сочла слегка странной.