Растопить ледяное сердце (СИ)

— Конечно, Темпус собирался пожертвовать собой. Спуститься на землю, стать смертным, — тем временем продолжает богиня. — К слову, обычно так поступают боги, пресытившись вечностью. Они отпускают свою магию и отправляются вниз, где проживают незаурядную жизнь в качестве простого человека. После смерти их души попадают сначала в чистилище, а потом в новый цикл, воплощаясь в теле. Но богам позволено так поступать только в том случае, если в обители есть такой же магически одаренный преемник. В иной ситуации давно налаженный механизм даст сбой. Темпус на тот момент был единственным привратником, поэтому ему не разрешили отпустить свою магию, чтобы отправиться к любимой. Но бог оказался слишком упрямым, он поставил условие о бессмертии для Патриции, в ином случае грозился спуститься из обители без высочайшего дозволения. Он знал, на что идет, знал слабые места оппонентов. Да, его могли бы после наказать муками, но боги бы все равно на долгое время остались без того, кто может управлять душами и их перемещением. А без этого умения иногда бывает невозможно поддерживать необходимое равновесие.

— Как у вас все сложно, — ежусь я.

— Великая власть предполагает столь же великую ответственность, — безразлично пожимает плечами богиня, для которой все это — норма жизни. — Но я опять отвлеклась. Такими темпами я не закончу свое повествование еще много часов. А у нас не так много осталось времени.

— До чего?

— Хольмгер, в очередной раз приняв личину смертного, отправился в путешествие по своим владениям, — проигнорировав мой вопрос, продолжает Фрейза. — Это было уже после того, как они с друзьями рассорились, высказав друг другу давно копившиеся обиды и недовольства. Он был зол. Но не только конфликт с друзьями терзал его разум и сердце. Он впервые влюбился. И не в кого-нибудь, а в Каису, с которой они вместе росли. Но избалованная теплолюбивая девушка предпочла разумному Хольмгеру огненного Гуди, который, в силу пламени в его крови и сердце, фонтанировал эмоциями, подпитывал ими окружающих. А Гуди, как истинный огненный, не отказался от того, что само пришло к нему в руки. Это оказалось болезненным ударом для Хольмгера, чья душа еще не успела зачерстветь окончательно. Он не заметил, как забрел в главный храм королевства, который построили в его честь. Окинув взглядом ледяные стены, он неожиданно для себя понял, что все видят его именно таким. Холодным, безучастным, величественно прекрасным и неприступным. Никому невдомек, что внутри его сердце еще горит, пылает страстями, которые не могут найти выход. Отец с детства внушал Хольмгеру, что для бога недопустимо поддаваться эмоциям, недопустимо чувствовать, поэтому он подавлял их в себе, контролировал, сохраняя на лице маску безразличия. Всегда жил разумом, как и положено сыну старейшины. Даже вспышки гнева, периодически возникающие из-за накопившихся эмоций, он предпочитал переживать в одиночестве, не показывая окружающим своей слабости. От невеселых размышлений его отвлек мужчина, которого Хольмгер не сразу заметил. Тот стоял подле алтаря, был печален. Хольмгер спросил, что у него случилось, и оказалось, что мужчина в этот день потерял невесту, которая заразилась лихорадкой, прокатившейся тогда по Лираэллии. Мужчина не только горевал о смерти любимой, но и злился. На Хольмгера, на других богов Лираэллии, к которым день за днем возносил молитвы, прося сохранить жизнь своей невесте. В ярости мужчина не контролировал свои слова, обвинял богов в бесчувственности, сетовал на то, что, имея безграничную силу, они остаются глухи и слепы к молитвам тех, кто в них безоговорочно верит, идет за ними. В конце мужчина добавил, что, чем испытывать такие страдания, он предпочел бы стать таким же ледяным и равнодушным, как Хольмгер, вера в которого в мужчине умерла вместе со смертью любимой.

— Неужели молитва и правда не способна помочь? — тихо спрашиваю я, искренне сочувствуя горю мужчины, жившего несколько веков назад.

— Способна. Но лихорадка тогда была ниспослана на Лираэллию, чтобы забрать самые светлые души.

— Опять равновесие? — тяжело вздыхаю я.

— Да. Был перекос, необходимо было его устранить. Для людей болезнь и следующая за ней смерть понятнее, логичнее, чем объяснения богов о балансе и вынужденной необходимости, — поясняет Фрейза. — Для Хольмгера, скорей всего, обвинения мужчины стали последней каплей. Он не смог удержать свои эмоции под контролем, не успел уйти, прежде чем произнес слова, ставшие проклятием для рода Линденов, и вложил в него целое озеро своей магии.

— Какой магией владел Хольмгер? — я все же спрашиваю, хотя уже знаю ответ.

— Он мог повелевать холодом. Сердце того мужчины сковало льдом, стоило лишь божественной магии проникнуть в его нутро. Но человеческое тело — плохое вместилище, поэтому мужчина испытывал ужасную боль от холода, который никак не желал примириться с новым хозяином. Впрочем, мужчина был даже рад ей. Физические страдания заглушали собой душевные муки от потери любимой.

— Что именно напророчил Хольмгер?