Растревоженный эфир

«В свободное от освоения военной премудрости время мы с Нэнси тревожимся о тебе. Еще до нашего отъезда ты выказывал признаки «болезни радиосценариста». В технике это называется усталостью металла. Если металлическая деталь долгое время находится под большой нагрузкой, молекулы перестраиваются и — бах! Мост рушится. Мы не хотим, чтобы твои молекулы перестроились. Мы хотим, чтобы ты оставался милым, уверенным в себе человеком, готовым поддержать нас, когда я, израненный, вернусь домой и буду рассказывать всем, как выиграл войну. Поэтому мы попытались решить эту проблему и задались вопросом: «Какая работа на радио не требует абсолютно никакого умственного напряжения?» Минутой позже нашли ответ: «Работа режиссера». И, естественно, режиссерам платят больше, чем кому бы то ни было. Вообще-то идея принадлежит Нэнси, я поцеловал ее за тебя и сказал, что она умная девочка, хоть и жена младшего лейтенанта. Я взял на себя смелость написать одному своему знакомому. Его фамилия Хатт, человек он ужасный, но зато многих обеспечивает работой. Контора его называется «Хатт энд Букстейвер». Ты знаешь этих мерзавцев. Я все расписал ему в лучшем виде. Какой ты интеллигентный, как тонко все чувствуешь, как много у тебя задумок, как здорово ты ладишь с людьми. Хатт — большая шишка в УВИ, но раз в неделю он приезжает из Вашингтона в Нью-Йорк, чтобы посчитать, сколько накапало денежек, и он ждет твоего звонка. Только не цепляй на грудь ключ «Фи-бетта-каппы»,[27] когда Хатт пригласит тебя на интервью. Он человек простой, изысков не терпит. Обрати внимание на номер полевой почты на этом конверте. Армия готовит меня к путешествию. Никогда раньше я не питал таких добрых чувств к немцам, итальянцам, венграм и японцам.

Парни, окоп ройте глубже, пули у этих говнюков настоящие.

С любовью,

Вик».

Когда Арчер получил работу, которая оплачивалась гораздо лучше, чем сценарии, он купил серьги с топазами и послал их Нэнси. У нее были очаровательные ушки, и она частенько надевала серьги. Новая работа давалась Арчеру на удивление легко. Шесть месяцев спустя он получил прибавку, и ему доверили более серьезную программу, а вскоре он и думать забыл о том, что не так давно сидел по утрам перед пишущей машинкой и плакал.

Арчер аж подпрыгнул, услышав за спиной автомобильный гудок. Моргнул, оглянулся. Глубоко задумавшись, он ступил на мостовую и едва не угодил под такси. Арчер вернулся на тротуар, огляделся. Забрел он на Пятьдесят третью улицу. Вестибюль станции подземки находился на другой стороне. Арчер решил, что пора домой. Перешел улицу, купил газету и спустился по ступеням.

Когда поезд нырнул в тоннель, Арчер раскрыл газету. В Вашингтоне конгрессмен обвинял людей, занимавших высокие государственные посты, в предательстве и шпионаже в пользу России. В Европе и Азии десятками судили людей, признававшихся в том, что они работали на Соединенные Штаты. В одних местах изменникам выносили смертные приговоры, в других казнили. В этот зимний день предательство стало нормой жизни, и во многих странах людей хватали прямо на улицах, чтобы повесить, посадить в тюрьму или депортировать. Повсеместно распространялось и лжесвидетельство. Во второй части газеты Арчер обратил внимание на статью, в которой цитировался один из членов городской комиссии, сказавший, что надо снять сирены с полицейских и пожарных машин и машин «скорой помощи». Тогда, мол, сирены будут означать только одно: к городу приближаются вражеские самолеты, и горожане должны готовиться к бомбежке. Мир, утверждал этот господин, сползает в войну со скоростью, превышающей скорость звука. Арчер открыл спортивную страницу. Умер боксер, вчера вечером нокаутированный в восьмом раунде. Смерть проникла и в спорт. Подземка, размышлял Арчер, — единственное место для чтения нынешних газет. Под землей, при плохом освещении, возросшей плате за проезд, среди других пассажиров, которые в любом человеке, стоявшем рядом, видят врага. Все только и ждут, что сосед запустит руку в чужой карман, испортит воздух, закурит, ущипнет девушку, расталкивая остальных, бросится к освободившемуся месту, загородит дверь, мешая выйти на нужной станции. Арчер сложил газету и оглядел попутчиков. «Ни один не похож на американца, — подумал он. — Может, мне следует донести на них в компетентные органы?»