Иосиф II, умерший в 1790 г., практически отменил смертную казнь, заменив ее тюремным заключением и исправительными работами в виде буксировки барж по болотистым равнинным рекам Венгрии. Когда 20 лет спустя вступила в силу уголовная часть Кодекса Наполеона, она сделала лишение свободы основным видом наказания, занимавшим промежуточное положение между штрафом и смертной казнью. Начиная приблизительно с 1800 г. тюрьмы, располагавшиеся либо в специально построенных зданиях, либо (как это часто было во Франции и Австрии) в зданиях, конфискованных у церкви и приспособленных для новых целей, постепенно усеяли европейский пейзаж. Была создана сложная иерархия, которая как будто пародировала структуру правительства. Пример подал Фуше, который учредил maisons de police
[406] (являвшиеся низшей ступенью), maisons d'arrêt[407] и rnaisons de correction[408]. Высший уровень составляли несколько особенно престижных maisons centrales[409]; в них находили свое более-менее постоянное пристанище закоренелые преступники и лица, считавшиеся опасными для государства. Как только тюрьмы открыли свои двери, их аппетиты оказались беспредельными. Утверждается, что за 40 лет, прошедших с момента падения ancien regime[410] до установления Июльской Монархии число узников, единовременно содержавшихся под стражей, возросло в 10 раз[411]; подобным образом развивалась ситуация в странах, находившихся под управлением Франции с 1794 по 1814 г.[412]С созданием регулярных войск, полиции (как в униформе, так и в штатском) и тюрем фактически было завершено формирование великолепного здания современного государства. Спустя полтора столетия после окончания Тридцатилетней войны доминирование государства в сфере внешних конфликтов достигло такой степени, что войну стали определять как «продолжение политики иными средствами»[413]
, в то время как попытки более мелких групп и отдельных людей использовать насилие в своих целях получили клеймо гражданской войны (если они носили достаточно широкомасштабный характер), восстания, бунта, партизанской войны, бандитизма, преступности и в последнее время терроризма. Между тем в государствах, которым хотелось воспринимать себя самыми цивилизованными, насилие, направленное против собственных граждан, не столько уменьшилось, сколько перестало быть на виду у публики. Все больше и больше оно творилось за стенами сначала тюрем и крепостей, а много позже — концентрационных лагерей, над воротами которых по иронии судьбы, которая заставила бы содрогнуться самого Бентама, было написано: Arbeit macht frei[414]. Насилие, как и многое другое, приняло бюрократический характер с тщательно разработанной иерархией администраторов, учреждений, картотек и, наконец, компьютеров. Регулируемое сложной системой правил, оно стало обозначаться эвфемизмами, такими как «исправление», «дисциплина» и «перевоспитание». Теоретически все эти похвальные виды деятельности осуществлялись не частными лицами и не в интересах таковых, а от лица безличного государства, чье понимание того, как надо обращаться с преступниками и другими общественными изгоями, превосходило понимание какого-либо другого лица. И теперь мы обратимся к тому, какое отражение нашло развитие такого государства в политической теории.
Развитие политической теории