При Генрихе VII и тем более при его потомках — Генрихе VIII и Елизавете I, королевская власть укрепилась настолько, что любые восстания уже не могли иметь никакого практического смысла. Главными инструментами королей стали Палата прошений (Court of Requests),
Прерогативные суды (Prerogative Courts) и наводившая ужас Звездная палата, общей чертой которых было то, что они не применяли общее право. Если раньше их отцы и деды, вступив в конфликт с короной, собирали армии сторонников, то теперь аристократы в подобной ситуации подвергались обвинению в измене и казни. Используя конфискованные церковные земли для раздачи милостей, монархия смогла привязать к себе высшие круги знати[209]. Подлинным поворотным моментом стало восхождение на трон Карла I в 1625 г., когда впервые в английской истории новый король почувствовал себя настолько уверенно, что воздержался от того, чтобы одних аристократов, приближенных к его предшественникам, казнить, а других жестко приструнить. Когда в 1640-х годах снова разразилась гражданская война, состояние аристократии к тому моменту уже полностью изменилось. Она больше не пыталась собрать своих сторонников для войны с королем. Большинство представителей знати, напротив, воевали на его стороне, впоследствии разделив с ним поражение, после которого их владения были конфискованы, а им самим пришлось отправиться в изгнание вместе с будущим королем Карлом II.В отличие от своих английских коллег французские бароны никогда не доходили до свержения и казни своих королей; тем не менее установление реальной власти короля, так, чтобы он был не просто primus inter pares
[210], а настоящим правителем, шло несколько по-другому и значительно медленнее. И население и территория Франции были значительно больше, чем в Англии, и, как результат, их сложнее было контролировать. Даже при идеальных условиях письмо, посланное из Парижа в какой-нибудь удаленный город, например, Тулузу или Бордо, могло идти от десяти до четырнадцати дней, и еще столько же времени уходило на то, чтобы получить ответ; к тому же обстоятельства редко складывались идеально. Не могло быть и речи о завоевании всей страны за один раз и о последующем перераспределении всех земель. Начав с королевского домена Иль-де-Франс, французское королевство собиралось по кусочкам на протяжении нескольких веков. На его территории всегда были независимые анклавы, а также провинции, чьи законы, традиции и даже язык сильно отличались друг от друга.При таких обстоятельствах не могло быть и речи о создании единообразной администрации по английской модели. Такие короли, как Филипп II (1179–1223), Людовик IX (1226–1270) и Филипп III (1270–1285) вынуждены были действовать очень осторожно. Они поддерживали баланс между привилегиями церкви, дворянства и городских сообществ, одновременно внимательно следя за соседями, которые были готовы воспользоваться любыми распрями, чтобы заполучить близлежащие города и провинции. Еще больше усложняло положение то, что французская система престолонаследия отличалась от английской. Вновь и вновь создавались обширные королевские апанажи, т. е. ненаследственные имения, для содержания младших братьев правящего монарха в размерах, считавшихся достойными их положения. Эти земли снова и снова становились источником проблем, и их приходилось возвращать обратно в королевство, иногда с применением силы. Тем не менее прогресс, измерявшийся увеличением числа королевских служащих, таких как сенешали, прево и бальи, был ощутим. Находясь на королевском жаловании (хотя на практике они стремились обзавестись земельными владениями и по возможности стать дворянами), эти служащие осуществляли надзор за провинциальными делами, собирали налоги и в общем и целом были проводниками королевской воли.