Я впервые сказала это вслух. У меня вздымается и опускается грудь. Какое же облегчение – наконец высказать ей в лицо слова, которые долго томились в плену моего сознания.
– Ты сказала, что тоже хочешь узнать результат, – тихим голосом возражает Брук.
– Лишь потому, что ты уверяла, будто семьи, которые не проходят тестирование одновременно, распадаются, а ты хотела «выступить единым фронтом».
Она морщится.
– Эббс, я не имела в виду…
– Ты считала, что нам обеим станет проще планировать дальнейшую жизнь, если будем точно знать, что нам уготовано.
– Позволь заметить, что я так не считала, но…
– Тебе было мало узнать собственную подноготную. Понадобилось сунуть нос и в мою тоже!
Брук прищуривается, словно солнце светит ей прямо в лицо.
– Я думала, мы приняли это решение вместе. А выходит, я решила за нас обеих.
– Нет, ты просто сделала то же, что и всегда. Создала ситуацию и вынудила всех вокруг поступить так, как нужно тебе.
– Ничего подобного я не делала…
– Ты приехала сюда, зная, что я не захочу тебя видеть. Ты настояла на прочтении письма от папы, хотя я была против. Ты решила разыскать его, не поставив меня в известность! Почему, черт подери, я, по-твоему, уехала? Что ты планировала дальше? Силой устроить нам встречу?
Некоторое время она обдумывает мои слова.
– Ладно, Эбби, я тебя услышала. Но этот тест… Мы же полгода об этом говорили. Зачем ты согласилась, если на самом деле не хотела?
Этот вопрос впивается мне в кожу, как пропитанный ядом дротик.
В самом деле, почему я пошла против своего шестого чувства? Могла же изменить решение в то утро! Брук уже знала, что она ген-отрицательная. А у меня была возможность в последний момент дать задний ход. Остановить доктора Голда, прежде чем он надорвал конверт. Попросить его обо всем забыть. Я бы подождала… лет пять. Брук бы, конечно, расстроилась, но в то время и в том месте решать свою судьбу нужно было мне.
А я промолчала.
Усиленно рассматриваю коврик под ногами, кожей ощущая пристальный взгляд Брук. Жду, что она скажет в свое оправдание. Уличит меня в уклонении от ответственности.
Моя настоящая проблема в другом. Вместо того, чтобы принимать собственные решения, я всю жизнь слепо следовала за старшей сестрой, думая, что ей известны ответы на все вопросы.
Когда я наконец отрываю взгляд от пола, читаю в ее глазах лишь сожаление.
– Мне следовало внимательнее прислушаться к твоим желаниям, – говорит она сдавленным голосом. Щеки ее розовеют. – Ты права. Это я во всем виновата.
Сильно сомневаюсь, что она искренна в своем раскаянии, но старается взять на себя мою ошибку, если от этого мне станет легче. Частичка моего сердца устремляется к ней.
Пусть Брук и подтолкнула меня к принятию важного жизненного решения, вопрос в другом – почему я ей это позволила?
Она снова берется за ручку чемодана.
– Я уеду. Тебе нужно побыть одной. Как я понимаю, ты пока не готова меня видеть. – Она закусывает губу, и еще одна частичка моего сердца раскрывается ей навстречу. – Позвони мне, когда созреешь, Эбби.
Я отвожу взгляд.
Помявшись немного, она спрашивает надтреснутым голосом:
– Можно обнять тебя на прощание?
Я поднимаю на нее глаза, вижу, что она вот-вот уйдет, и мое сердце полностью оттаивает.
– Не уезжай, – шепчу я.
Ее нижняя губа начинает дрожать.
– Уверена? Если…
– Не уезжай, – повторяю я более твердым тоном.
Она смотрит мне прямо в глаза.
– Хорошо, я останусь.
– А иначе и быть не могло, дорогая, – сообщает Синтия из кухни. – Последний на сегодня паром уже ушел.
Брук давится смешком.
– Что ж, похоже, ты обречена терпеть мое общество.
В тот вечер все обитатели коттеджа ложатся стать очень рано, в «детское время», как говорится. Когда на следующий день я, шаркая, вползаю в кухню, оказывается, что добрая часть утра уже миновала. Какое там – почти настало время обеда. Синтия режет овощи из своего сада и сооружает из них красочный салат.
Брук сидит за столом, держа кружку так почтительно, будто та священная.
– Латте с куркумой? – указываю я жестом, хотя уже знаю ответ. Это и мой любимый напиток тоже, а запах куркумы я и вовсе за милю учую.
– Да! Как я раньше жила, не зная о его существовании?
– Я и тебе сейчас сварю, Эббс, – говорит Синтия, суетясь вокруг. – Тебе с кокосовым молоком или овсяным?
Я усаживаюсь за стол рядом с Брук.
– С кокосовым, пожалуйста. Спасибо, Синтия.
Брук искоса смотрит на меня.
– Я и не знала о существовании овсяного молока, пока сюда не приехала. – Я усмехаюсь, но тут же снова опускаю уголки губ. В ушах эхом отдаются собственные слова.
После обеда Синтия выпроваживает нас из дома, строго-настрого наказав мне показать сестре остров.
– Поверить не могу, что ты прожила тут так долго, – дивится Брук, когда мы направляемся к моей любимой тропе для пеших прогулок. – Здесь все такое…
– Уединенное?
– Маленькое. Просто крошечное. А с Wi-Fi как обстоят дела?
– Даже не спрашивай, – со смехом отвечаю я.