Ратибор и темный волхв

— Я понятия не имею, куда этот полтинник запропастился! — зло бросил Рангольф в ответ, довольно низкорослый викинг примерно лет сорока — сорока пяти на вид, нервно сжимающий в руках двуручную секиру. Примечателен сей воитель северный был, в первую очередь, своей длиннющей бородищей до колен, заплетённой во множество косичек. — Когда мы уходили с сорока пленниками, у ваших всё хорошо было, никаких проблем не имелось! — находящиеся у него за спиной четверо данов согласно закивали гривами, крепко сжимая при этом топоры да мрачно зыркая на окруживших их русичей. Горибор, так и не дождавшись своих воинов с новой партией душ, коих они должны были по плану привести сегодня из Бобруйки, вспылил и набросился на последних оставшихся в селении викингов, решив учинить с них спрос, ибо первым делом заподозрил варягов в нечистоплотности, коварстве да нарушении договорённостей, рассудив, что они могли каким-либо образом приложить руки к исчезновению пяти десятков воинов из его дружины. Благо вспыльчивого народу хватало с обеих сторон и затеять ссору не составляло никакого труда. Но норманны упёрлись рогом и отрицали какую-либо причастность к пропаже отряда русичей, что ещё больше злило Горибора. «Ведь если не даны, то кто⁈ Что случилось⁈ — тревожные мысли бродили в голове у сотника. — Да и наших было поболее раза в два… Хрен бы эти псы северные одолели моих ратников при таком раскладе!..»

— Ну хорошо, допустим, вы ни при чём… А куда сегодня ночью выдвинулись Анлаф и его ватага⁈ И вас почему не взяли с собой?

— Нас не взяли, потому что мы сегодня в дозоре маялись до утра, а махнуться нам было не с кем! Ты же сам запретил своим под страхом колесования меняться с моим народом караулами! А вот куда отправились остальные наши братья, поинтересуйся лучше у своего обожаемого колдуна, ибо это он их с поручением и заслал на задание!.. — глаза-щёлочки Рангольфа ехидно сузились ещё больше.

— Лжёшь, собака!.. — гневно выпалил Горибор. Кольцо русичей начало сжиматься. Викинги встали спиной к спине и подняли оружие, приготовившись подороже продать свои жизни.

— Что тут происходит? — раздался внезапно тихий, вкрадчивый голос, заставивший воинов с обеих сторон вздрогнуть и быстро опустить мечи да топоры. — Чего опять не поделили? Кушетки в чертогах у Одина с Перуном?

— Убери своих шакалов от нас, старик! — Рангольф выступил вперёд. — Уж больно громко они воют…

Договорить он не смог. Мельванес взмахнул посохом, и варяга подбросило в воздух, точь-в-точь как Апраксию, после чего несколькими резкими финтами тёмный маг извлёк из груди северянина его душу, заученным движением всосав её в набалдашник своего жезла.

— М-ням-м-ням, вкусняшка… Про запасец мне… — чародей довольно хрюкнул, затем безучастно уставился на оставшихся четверых норманнов, нравоучительно пророкотав: — Неуважение, это то, чего никогда терпеть не след! — тёмный волхв перевёл взор на Горибора. — Они не нужны более. Убей их!

— Как скажешь, владыка! — сотник не стал задавать лишних вопросов, услышав такой долгожданный приказ, а с мечом наперевес бросился на обречённо поднявших топоры викингов. За своим командиром споро ломанулись и остальные русы. Стоит ли говорить, что бой, а точнее — бойня, продлился недолго. Когда воины расступились, пять окровавленных тел наёмников лежали на земле; под горячую руку попал также и бездушный Рангольф, стараниями Мельванеса за минуту до этого превратившийся в овощ. Старый волшебник тем временем стоял недвижно, закрыв глаза; лишь набалдашник его посоха тихо мерцал, жадно впитывая в себя ещё четыре души только что павших северных воителей.

— О да! — Мельванес аж оскалился от удовольствия. — Силы ко мне возвращаются! Я снова могу забирать души не только живых, но и недавно погибших, при условии, что умерли они смертью насильственной да поблизости!.. — после чего мрачный маг развернулся и поковылял к алтарю, зычно бросив при этом Горибору: — За мной идти!

* * *

— Скажи, повелитель, — Горибор, не отставая от властелина ни на шаг, сам подивился своей смелости, — а ты ведь так у любого душу забрать можешь?.. Ну, как у Рангольфа, Апраксии и остальных?.. — пикантный вопрос сам собой слетел с его уст.

— Почти… Лишь сильный духом способен противостоять… Очень сильный! Но я таких покамест не встречал… — Мельванес подошёл к базальтовому алтарю и, возложив руку на грудь Лудогора, один за другим влил в тело сына очередные эфемерные сгустки силы, после чего принялся внимательно рассматривать черты лица лежащего перед ним воина. Изуродованная физиономия бойца-альбиноса, как показалось на миг, чуть дёрнулась, как будто в страшных муках, а затем вновь бездвижно застыла в гримасе боли; предсмертные страдания навсегда отпечатались на некогда симпатичной мордахе бывшего наследника варградского престола.