— Готовься! — вдруг выпалила она нервно, высоко подпрыгнув от охватившего её возбуждения. — Вон они!.. Чуть севернее смотри!
Ратибор, натянув до упора свой здоровенный лук, бросил взгляд в указанном направлении и правда увидел две чёрные точки в небесах, стремительно к ним приближавшиеся. Ворона летела, как пущенная из пращи, но коршун медленно, но верно сокращал разделявшее их расстояние. Оставалось не так уж и далеко до них; вполне можно было попробовать достать пернатого хищника, но могучий воин понимал, что второй попытки может и не быть, потому выцеливал наверняка. Крылатый охотник же, увидав внизу Ратибора с ведуньей и явно смекнув, что ничем хорошим для него это не кончится, сделал стремительный рывок, нагнав-таки серую воровку, и взмахнул острыми как бритва когтями. Только чудом той удалось увернуться, но опасный преследователь всё же слегка достал свою добычу, выдрав из хвоста оной несколько перьев.
— Да стреляй же, стреляй, чего ты медлишь⁈ — взвизгнула Благана истерично, прямо под руку Ратибору. На её лице через всю левую щёку шли только что появившиеся две кровавые кривые борозды, так похожие на следы от когтей хищной птицы.
Звонко зазвенела спущенная тетива, и стрела молнией умчалась ввысь, навстречу своей цели. Стремительно преодолев разделявшее их расстояние, стальной наконечник лихо вонзился в правое крыло коршуна, силой выстрела подкинув того в воздухе. Пернатый разбойник, неловко закружив, начал быстро падать на землю. Ратибор, отбросив в сторону лук, что есть мочи помчался к глухо шлёпнувшейся о землю птице, на ходу доставая из-за пояса оба своих одноручных топорика. Благана же в это время протянула правую ладонь и, быстро выхватив из лапки опустившейся на её левую кисть вороны хлебный мякиш, впопыхах выдернула из него ржавый гвоздь. Затем ведунья торопливо прошептала короткое заклинание, скомкала странную человекоподобную фигурку в комок да запихнула себе в рот, принявшись спешно её пережёвывать да глотать.
Между тем Ратибор, шустро подбежав к месту падения чёрного хищника, никого там не обнаружил; только пара перьев да несколько капель крови указывали на то, что кто-то грохнулся с небес на грешную землю.
— Эх, говорил же не чихать под мышкой! А также не орать, не хрюкать и газы природные не пускать… Не послушала!.. Так-то в тулово целил… — раздосадованно буркнул рыжеволосый богатырь, внимательно присматриваясь к оставшимся на всё ещё сыроватой после дождя почве еле заметным трёхпалым отпечаткам птичьих лап. После чего, обернувшись к Благане, прокричал: — Ушёл, кажись, петушок!.. — и тут же удивлённо замолчал. Позади было пусто. Ворожея как сквозь землю провалилась. Лишь каркающая где-то наверху, в кроне деревьев серая плутовка да гуляющий по окраине леса ветер нарушали наступившую зловещую тишину.
Мельванес пребывал в безудержной ярости. «Опять эта костлявая ведьма меня уделала, да чтоб её, такую-рассякую!.. Хитра, лиса старая, ох, хитра! Ну ничего, найдём мы на тебя управу, не пропадай только из поля зрения…» — зло шипел про себя тёмный волхв. Успев после падения коршуном споро доковылять до близлежащего лесочка, он обратился назад в человека и минут десять стремительно бежал куда глаза глядят. В конце концов остановившись и спрятавшись за стволом здоровенного дуба, он осмотрел свою рану, затем отломал как можно ближе к плоти торчащий у него из правого плеча хвостовик с оперением стрелы. Выстрел оказался такой силы, что остриё прошло навылет. Присев на землю, колдун прикрыл глаза и, сосредоточившись, зашептал древние словеса, которые мало кому доводилось слышать из рода людского. Наконечник стрелы зашевелился и вместе с древком стал медленно двигаться вперёд, из спины, как будто его что-то подталкивало изнутри, какая-то неведомая сила. Это было больно, и Мельванес скрипел зубами, но терпел. Наконец, древко полностью вышло наружу, тихо шлёпнувшись наземь.
«А ведь я испужался! — потрясённо подумал он про себя. — Какое забытое, поганое ощущение! Хоть и бодрит, надо признать… Впервые за последние… Сколько же лет?.. Пятьдесят? Сто?» — он уже не помнил, когда последний раз боялся кого-то или чего-нибудь. А тут, стремительно приближаясь раненым коршуном к земле, вдруг осознал, что страшится… смерти! Точнее, не её самой даже, а того, что последует далее. А далее будет суд. Божий суд, на котором он предстанет пред Сварогом с Перуном и Велесом, суровой троицей Отцов-основателей этого древнего мира. И чуял нутром тёмный маг, что итоги этого справедливого судилища будут ему совсем не по нраву. Ибо уж больно много людей он сгубил за свою долгую жизнь, множество дел натворил омерзительных и спросят с него там, наверху по всей строгости, не простят, это уж точно! Потому умирать и не хотелось. Да, конец неизбежен. Но его ведь можно оттянуть, как ему это удавалось делать уже не одну сотню лет. «Ничего, погуляем ещё!» — хмыкнул он про себя, доставая из-за пазухи бутылочку с зеленоватым снадобьем и отхлёбывая несколько глотков, с наслаждением чувствуя приятную негу: тело стало наливаться силой.