Ратибор. Капель первого круга

В град вели единственные врата, а перед ними был уложен подъемный мост на массивных бронзовых цепях, которые уходили в две воротные башни. Мост, очевидно давно не поднимали, потому что он врос в землю. На обзорных площадках башен никого не было. Градские врата были открыты, и никакой сторожи тоже видно не было. При виде такого безобразия дед Микула рассердился. Куда князь-старейшина смотрит? Мало ли какой находник появится. То-то спасибо князь старейшине Доброгневу скажет!

Я глядел в помрачневшее лицо старого велета и понимал, что теперь скупому и добродушному князь старейшине малой выволочкой не отделаться. Дядька Доброгнев, уповая на отдаленное расположение града, расслабился и не обращал внимания на вероятную угрозу вторжения чужих находников. Высокий, дородный, любитель хорошо поесть, князь-старейшина сосредоточил свое внимание на хозяйственных делах. Град под его водительством ширился и богател, зато войское правило с каждым годом среди жителей выполнялось все неохотнее.

Князь-старейшина как будто позабыл о причине, заставившей тридцать лет тому остатки его рода сняться с насиженного места и забраться в самую крепь лесов, укрыться от находников за лесными засеками и болотными топями. Подалее от судоходной реки богини Даны, позволившей чужеземцам на морских судах подобраться к рысскому граду.

От врат начиналась градская улица, изломанная, изобилующая резкими поворотами для удобства обороны и затруднении действий конницы. Посреди града, на вершине холма стоял княжий кром, рубленный из толстых дубовых стволов обмазанных белой глиной, с добавлением куриных яиц. Перед кромом находилась небольшое открытое пространство, где на высоком столбе висело бронзовое било, должное созывать родичей на пожар или другие дела, либо на обще градское вече. За три десятка лет град разросся. Избы заполнили все свободное пространство внутри тына. Населения тоже прибавилось. Теперь, по подсчетам деда Микулы, в граде проживало около тыщи людинов, считая детей. И около двух с половиной сотен – мужей способных носить оружие.

Родичи, под мудрым водительством Доброгнева, орали землю матушку, делали новые росчисти, умножая пространство полей. Супрягой корчевали пни, удобряли навозом землю, увеличивая урожаи и приплод сохраненного скота. Бог Велес покровительствовал родичам, не давал приблизиться детям Мораны к обжитым землям, не допускал неурожаев и падежа скота. Торговые гости под его покровительством нашли дороги к новому граду сухим путем. Привозили крицы железные, ткани восточные, оружие разное и меняли на воск и мед, рухлядь мягкую.

Река, Рыской поименованная, воды несла чистые, и рыбы в ней было немеряно. Только боевые суда по ней проходить не могли даже в большую воду весеннюю из-за Большого Порога, да мелей щедро богами по речке рассыпанными.

За открытыми вратами нам встретился малец лет пяти, в замурзанной рубахе из отцовских портов перешитой. Впереди за теремами, послышался отдаленный гул.

– Где людины? – спросил его дед Микула. – Куда все подевались?

– Тама, – махнул малец вымазанной в земле ручонкой. – На площади перед домом деда Доброгнева собрались. Заморского зверя зырят.

– Что за зверь? – заинтересовался я.

– Не знаю ишшо. Меня мамка с сестрицей малой оставила. Наказала качать в зыбке, пока не заснет.

– Легкомысленная твоя мамка… Что же ты сестрицу одну оставил?

– Заснула она. Вот я и побежал, а тут вы подъехали. Можно, я с вами, дядя, на телегу сяду?

– Залазь. Куда теперь тебя денешь. Заодно и мамку твою найдем, домой отправим. Тебя как зовут?

– Кличут? Мстишей кличут, – пробормотал малец и сноровисто перебрался ко мне в телегу. – А это у тебя кто за пазухой?

– Кот по прозванию Питин.

– А-а-а…– разочарованно откликнулся малый и вытянул шею вперед, прислушиваясь к гулу людских голосов.

По узкой улочке, построенной специально зигзагами с целью обороны, мы выехали на небольшую, мощеную половинками бревен, площадь перед домом князь-старейшины и остановились. Площадь была запружена народом. Здесь перемешались старые и малые, причем галдели все как базарные зазывалы.

Посреди площади стояли три повозки. Одна была крытой выделанными шкурами, на остальных двух уместились клетки с толстыми жердями вместо стенок. А в клетках находились звери, привезенные из дальних стран. Я мигом вскочил на передок телеги, чтобы видеть поверх людских голов.

В первой клетке сидело лохматое чудище, напоминающее безобразную карикатуру на человека. Лицо широкое с маленькими глазками и почти безносое. Просто на лохматом, неопрятном лице торчала пара вывернутых ноздрей. Оно сидело в углу клетки и уныло глядело поверх людских голов. Его длинная рыжая шерсть свисала неопрятными космами. Руки у него были слишком длинными, с черными пальцами, ног вовсе не было, потому что вместо ног… у чудища росла вторая пара рук, коротких, лохматых и кривых. «Ну конечно! – осенило меня. – Глая рассказывала об обезьянах живущих на её родине. Какая уродина!»

– Дядь, а дядь! – послышалось снизу. Посади на плечи, а то мне не видно ничо!

– Давай руки, Мстиша.