Ратибор. Прах и пепел

— Вот дерьмоглоты!.. — молодой богатырь и сам уже заприметил краем глаза у себя за спиной пяток воинов с самострелами, выступивших из подошедшей по новой, замершей в злорадном предвкушении толпы шалмахов, лучами ненависти прожигавших на нём дыры. Споро прицелившись, арбалетчики также застыли в ожидании томительной отмашки. Убить Ратибора стало для подавляющего большинства ослямов навязчивой идеей. Ведь слишком много их собратьев отправил сегодня в подземелье к Ахриману этот «рыжий медведь». Да и сгубивший могучего русича аскер наверняка будет до конца жизни пользоваться всеобщими почётом и уважением, неустанно при этом бахвалясь до излёта дней своих последних, как, проявив недюжинные отвагу с ловкостью, храбро завалил огроменного варвара. То, что это будет сделано, например, с помощью пущенного в спину арбалетного болта, никого из осов не смутило бы ни капли.

— Бросай палаш, бросай!.. — тем временем лезвие ножа слегка чиркнуло по гортани вздрогнувший от боли Перенеги. Порез на шее должен был показать дюжему ратнику: отчаянный душегуб готов на всё и явно не виляет хвостом, пытаясь убедить его, что способен на любую мерзость. Брадигост внимательно смотрел на пребывающего в сомнениях Ратибора, всё никак не решающегося впервые в своей жизни прекратить сопротивление и сдаться в плен. Это претило всему его буйному естеству. — Хоть старуху эту вредную спасёшь сегодня! Хоть кого-то!..

— Даёшь слово, что отпустишь её, ежели я сложу оружие? — чуть подумав, могучий великан облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы и угрюмо вперился в зыркули маячившему напротив неприятелю. Выбор у Ратибора оказался невелик: либо сдаться, сохранив жизнь бабульке, которая знала его с пелёнок, либо попробовать прыгнуть на Брадигоста в чаянии, что тот растеряется да промедлит… Но воин из Змейграда был очень опытным, умелым бойцом, и подобная надежда представлялась крайне слабой. Так рисковать жизнью Перенеги «рыжий медведь» не мог. Не имел права. Ведь его оппонент верно заметил: окромя этой, порой надоедливо брюзжащей, пигалицы у него никого и не осталось.

— Конечно! — между тем, стараясь не показать свою радость, хрипато хрюкнул змеиный чемпион. — Слово даю! Отпущу тотчас!..

— Ну хорошо… — ещё чуть помешкав в сомнениях, Ратибор принял, наконец, сложнейшее для себя решение: брошенный им булатный меч переливисто зазвенел по мостовой.

— Путы на себя надеть позволь! — Брадигост показал глазами на осторожно приближающуюся к хмурому Ратибору пятёрку ослямов с пудовыми оковами наперевес. — Я разве не говорил? Это условие входит в нашу сделку!

Смерив осторожного обережника гневливым взором, Ратибор тяжело вздохнул, после чего угрюмо кивнул в знак согласия. Подлетевшие к нему, возбуждённо пофыркивающие вражины быстро защёлкнули аж по три пары массивных кандалов из вельберийской стали на руках и ногах громадного воина, а затем грубо содрали с него держащиеся уже на честном слове, разваливающиеся на куски кольчужные ошмётки и рубаху. Далее подвывающая от нетерпения кровожадная толпа накинулась на мрачного гиганта и начала жестоко его избивать, мстя за свои недавно пережитые страхи. Но повалить Ратибора удалось далеко не сразу, и лишь несколько хлёстких ударов древком копья сзади, под коленную чашечку смогли, в конце концов, заставить рухнуть на мостовую окровавленного исполина. После чего рыжеволосого великана взялись остервенело лупить уже ногами, вымещая на нём дикие злобу и ярость, что накопились у врагов за время противостояния с этим несокрушимым русичем. В первую очередь шалмахи стремились рассчитаться за тот животный, чудовищный ужас, который довелось не раз испытать улюлюкающей орде перед всего одним витязем.

— А ну-ка, поднимите этого шатуна! Зенки хочу рыжего чтоб увидели!.. — наконец прорезал ликующий гомон с полусотни глоток торжествующий возглас Брадигоста.

Ратибора, хранившего всё то время, что его лупцевали, непоколебимое молчание, поставили на колени. Весь в крови, сильно избитый, так что казалось, на нём живого места нет, могучий воин сквозь багровую муть, застилающую глаза, угрюмо вперился в очи стоявшему перед ним змеиному чемпиону.

— Кажись, рыжик, я таки расчухала этот голосишко! — Перенега ошарашенно-жалостливо пялилась на окровавленного богатыря. — Очень он похож на один из двух, что тогда я слышала под своим окошком, незадолго до убийства купца… Как его там величали, Демидий вроде?..

— Да! Ента был мой глас! А ещё хочу, чтобы ты знал: слово своё я держу! — не дав договорить старушке, вострая сталь резко, уверенно полоснула по горлу Перенеги. — Смотри, я отпустил эту противную каргу, как и обещал! — лапы Брадигоста разжались, и пожилая жительница, схватившись за свою гортань обеими дланями, страшно хрипя, принялась медленно оседать на мостовую.