Для начала Святослав сунул туда голову, а потом принялся мыться весь, растирая руками покрасневшую кожу. Вода лилась на пол, собираясь в лужу, но его это не волновало, потому что он сызмальства привык к тому, что все чудесным образом улаживается, вычищается и появляется без его участия. Даже пальцем шевелить не нужно – слуги сами все увидят, угадают и сделают в срок.
Покончив с умыванием, Святослав попрыгал нагишом, размялся, помахал мечом и окончательно взбодрился. Он оделся, заправил чуб за ухо и, румянолицый, веселый, отправился в трапезную. Там ожидал его обильный завтрак: холодец, горячая полба трех видов, творог, горшок сметаны и прочая снедь, которую он привык поглощать по утрам.
– Что на обед приготовить князю? – почтительно спросила толстая рыхлая стряпуха Василиса.
– Птицу нажарьте, – решил он, покрутив висячий ус. – И косулю, которую я с охоты привез. Побольше всего. Обедать с товарищами буду. Гляди, чтобы напитков хватило.
– Позабочусь, батюшка, – поклонилась Василиса.
К такому обращению он привык с малых лет, поэтому пропустил «батюшку» мимо ушей, набросил тулуп и сбежал по лестнице вниз.
Парни, состоявшие в его дружине, уже дожидались во дворе, удерживая под уздцы застоявшихся коней. Конская упряжь так и сверкала в холодных лучах утреннего солнца, из ноздрей валил пар, белый снег слепил глаза.
– По седлам! – скомандовал Святослав, птицей взлетевший на спину своего Орлика.
Привратники так торопливо потянули створки в разные стороны, что один оскользнулся и упал на утоптанный снег, вызвав дружный хохот полутора десятков молодых глоток. Челядь прижалась к стенам, выпуская из двора лихих конников, норовящих зацепить кого-нибудь крупом или плеткой шутки ради.
Вскоре вся эта орава неслась лавиной по улицам, разбрасывая белые ошметки из-под звонких копыт. Возле колодца Святослав изловчился, подхватил коромысло с плеч прохожей бабы и бросил в сугроб под заливистый смех соратников. Ведра еще катились, расплескивая студеную воду, а ватаги и след простыл.
– Вот шебутные, – покачала головой баба, не проявляя ни обиды, ни злости. – Все скачут, скачут.
Киевляне любили Святослава. Правление Ольги уже наскучило им, смутно хотелось каких-то перемен. Придет новый князь, молодой, прогонит зажравшихся бояр, скостит долги, урежет налоги. Надо же на что-то надеяться. Иначе как-то совсем уж беспросветно будет.
Святослав, ритмично приподнимающийся в стременах над гнедой спиной своего Орлика, ни о каких переменах не думал, а просто радовался своему здоровью, молодости и вообще жизни. Он знал, что мать рано или поздно одряхлеет или помрет и тогда престол отойдет ему. Он скучал по своей Малуше, но не сейчас, когда возглавлял шумную веселую ораву, вырвавшуюся за ворота и во весь опор летящую по накатанной дороге, заставляя извозчиков уводить сани на обочины.
Морозная пыль летела в лицо, щеки горели от встречного ветра, снег вспыхивал искрами в слезящихся глазах. Эх, хорошо! Ух, хорошо!.. Ах-х… Ох-х…
Примчавшись в Вышгород, дружинники устроили на теремном дворе шутейную битву на деревянных мечах, попускали стрелы в мешки с тряпьем, поборолись, затеяли метать копья. Святослав забросил свое дальше всех, потому что, как он считал, сильно наловчился с того дня, когда начал битву с древлянами и едва не зашиб собственного коня. Никто не подсказал ему, а сам он не догадался, что приближенные могут поддаваться повелителю, дабы польстить его самолюбию.
Святослав был молод, доверчив и наивен, как любой юноша в его возрасте. Вдоволь нарезвившись, он повел свою дружину обратно в Киев. Добрались в ранних зимних сумерках, уже не такими бодрыми и задорными, какими уезжали. Но оживление вернулось к ним, как только они расселись вдоль длинного дубового стола в трапезной и, словно соревнуясь, принялись метать и запихивать в себя все, до чего дотягивались их молодые сильные руки. Медовуха и пиво лились рекой, подсказывая самые неожиданные темы застольных бесед.
Ванюша Перебейнос имел неосторожность спросить Святослава, куда подевалась его ненаглядная Малуша и когда она вернется.
Гнев ударил в голову сильнее хмеля.
– Тебе какое дело, Ванька? – надменно произнес Святослав, упершись кулаком в бедро, как будто на коне сидел, а не в кресле во главе стола.
Перебейнос был не просто навеселе, а сильно и тяжело пьян, поэтому, вместо того чтобы отшутиться или отбрехаться, поднял мутные глаза и вылупил их на князя.
– Интересуюсь, – сказал он.
Остальные притихли, понимая, что дело принимает опасный оборот.
– Закуси, Ванюша, – полез к Перебейносу дружок, протягивая ему зеленое яблоко.
– Сам закусывай!
Отброшенное яблоко плюхнулось в миску с заячьим кулешом, взметнув россыпь пахучих, липких брызг. Одна из них долетела до лица Святослава, а может быть, это он себе придумал, ища повод разозлиться.
– Да ты пьян, Ванька, – сказал он, проведя мизинцем под глазом. – Поди проспись. Невеже за нашим столом делать нечего.
Перебейнос вздрогнул, словно его укололи или ужалили.
– Ты кого невежей назвал, Свят? – тихо спросил он.
Святослав, не отвечая, стал пить из тяжелого кубка.