Ратное счастье

— Твои помощники — командиры взводов. Вот ты их и воспитывай,— посоветовал комбат.

— Вот именно,— подхватил Кузьмин. — Ты их от руки. От руки. Покрепче держи да покруче заворачивай. И все будет в норме. Яволь?

Я удивилась:

С чего это вдруг по-немецки?

А мы с комбатом иногда для тренировки «шпрехаем»,— отозвался капитан Кузьмин. — Только он до войны в институте иностранных языков учился, а я самоучкой. В школе пристрастился. Учитель был хороший. И превосходный человек. Все, бывало, меня дрессировал, Пригодится, говорил. Да я и сам тренировался, где можно. Веришь ли, раз по дороге из школы на меня напал здоровенный бродячий пес. А я ему: «Цу-рюк, дер хунд!» Хорошо, кореши выручили, ведь псина-то немецкого не знал. Правда, выговор у меня «не того», но зато фрица пленного, хоть с грехом, а без переводчика допрошу.

Кузьмин — заместитель комбата по строевой части. На мой взгляд, он излишне демократичен: многие офицеры, даже те, что младше его годами, зовут его просто по имени. А уж и имечко!.. Фома. Теперь так новорождённых и не называют. Фомушке за тридцать, но он все еще ходит в холостяках. Наверняка невесты браковали за нос, про который в народе говорят: «Бог семерым нес, а одному достался». А так он ничего. Светлоглазый и очень веселый. Всегда напевает что-то мне незнакомое и, кажется, озорное:

Полюбил Таньку, поверьте,

Для нее квартирку снял...

Впрочем, мне нет никакого дела ни до его носа, ни до характера. Он мне не мешает. И с таким вполне можно ладить. Зам по политчасти капитан Ежов уже в годах, к сорока подвигается. Он из института комиссаров: начинал младшим политруком. Подтянутый, остроглазый и молчаливый. Больше наблюдает и слушает, чем сам говорит.

Комбат Бессонов из них самый молодой. И все три капитана — разные, но, кажется, отлично ладят между собою, как бы дополняя характеры друг друга. Вот это, наверное, и называется - «сработаться». А я не умею. Не хватает терпения и опыта. Но не у одной меня. Старшина Нецветаев и опытнее, и старше, но тоже тихо сатанеет, когда Парфенов высокомерно и грубо обращается с нашим тихоней Иваном Ивановичем. Для него, кажется, писарь — ничто. Просто ноль без палочки. Иван Иванович, робея, не жалуется. Старшина пока тоже помалкивает, видимо опасаясь завести свару. И я того же боюсь.

Но однажды я не стерпела: Парфенов опять мне ядовито нагрубил, и я, окончательно рассвирепев, написала комбату рапорт: «Убирайте, куда хотите. А мне такого помощника не надо!» Комбат, прочитав, только руками развел:

— А куда я его уберу? Он же в штате. А замкомбата Кузьмин посоветовал:

— А ты на него рявкни. Покажи командирский характер.

— Да не буду я рявкать! Я — не тигр. Я рявкну — он рявкнет, и что получится на глазах солдат? Убирайте к чертовой бабушке!.. Нет больше моего терпения!

Вмешался капитан Ежов. Строго посоветовал:

А если без истерики, товарищ офицер?

Так ведь нет же никакого терпения, товарищ капитан!

Между прочим, твой предшественник с ним отлично ладил. А ты вот ключика не подберешь,— укорил меня Кузьмин. — Уж не такой он плохой парень, как тебе показалось.

Бездельник этакий! Поручить ничего нельзя. Не могу я с ним поладить! Пыталась, но не могу.

Постой, ротный, не пори горячку,— опять остановил меня капитан Ежов. — Я с ним сам поговорю. Кстати, давно собираюсь, но все руки не доходили.

Хорошо,— согласилась я.— Посмотрим.— И спросила у начальства, включен ли мой Вахнов в наградные списки.

Нет,— ответил комбат.

А почему? Танк человек подбил!..

А его дело танки подбивать? — вопросом, на вопрос возразил мне капитан Ежов.

Не его, конечно. Но все-таки...

Никаких «все-таки»! — отрезал Ежов. — Мы все трое по данному вопросу единодушны.

Это что же: только потому, что он кулацкий сын?

Не потому. Хотя папаша — чуждый элемент — отнюдь не украшение для анкеты. — Капитан Ежов все больше хмурился. — Позиция у твоего Вахнова не та. Ведь он бравирует этим. В позу несправедливо пострадавшего становится. Но повторяю, в данном случае не в этом соль. И досадно, что тебе — командиру — приходится втолковывать прописные истины.

Вот именно,— включился комбат Бессонов.— Ты же не будешь отрицать, что война имеет свои законы? Ведь так? Следовательно, на войне, и тем более в бою, каждый должен знать свое место, а не вмешиваться в случайные авантюры. А твой знаменитый Вахнов, ничтоже сумняшеся, бросает свою боевую позицию и лезет куда ему вовсе не положено.

Доннер веттер таким ослушникам, а не награда!— вдруг взбеленился Кузьмин. — И не спеши отличать.

— Да в чем хоть дело? — обратилась я ко всем троим разом. — Хоть объясните толком! Ответил комбат:

Ничего мы тебе больше не можем сказать. Сами колеблемся. Учись разбираться в людях. Время у тебя пока есть. Ты к нему стоишь ближе, чем мы, вот и изучай. Солдат он стоящий, и будет очень жаль, если не в ту сторону свихнется. Ясно?

Дело ясное, что пока ничего не ясно,— невесело буркнула я, покидая КП батальона.